Бог жесток - Сергей Белавкин

— Слушай внимательно, падла, — проскрипел бритоголовый, продолжая скоблить мне по шее лезвием. — Шнягу лохам будешь гнать. Афганка, Фергана… накосил за домом… Полынь голимая!

— Косяк на пятерых — накроет! Да с такого хумара и муха не отъедет, — добавил кто-то пересохшей глоткой.

— Хватит бодягу разводить, — раздался еще голос. — Кончай его, и все дела.

— Легко.

Произошла секундная заминка. Я зажмурился. Сейчас все кончится. Короткое отработанное движение — и лопается кожа, и кипящая освобожденная кровь, ошпаривая связки и сонную артерию, вырвется на волю.

— Братва, у нас крыши сорвало, — вдруг донеслось до меня. Говорил парень с бритвой. — Это же не тот…

Они оторопело замолчали на минуту. Лезвие скользнуло по подбородку, но находилось уже не в такой опасной близости от горла. Тут и сработал инстинкт самосохранения. Я не попытался убежать или заорать, призывая на помощь. Я нащупал пистолет. Он был не в кобуре, а в кармане кожаной куртки, — если стрелять, то оттуда же, если стрелять, то немедленно… Они не обратили внимания на это вороватое движение, их было много, они были уверены в себе, и, имей дело с каким-нибудь крутым малым, а не со мной, уже превратились бы в трупы. Но я еще никогда не убивал людей. Даже подонков.

— Кноцай все равно. Зря приходили, что ли? — распорядились моей судьбой из полумрака.

В этот момент щелкнул предохранитель, палец напрягся на спусковом крючке.

— Это пушка, — произнес я деревянным голосом. — Кого-нибудь я все равно достану.

Вновь замешательство. Особенно явно отразилось оно на лице лысого, собиравшегося быть моим палачом. Ведь он-то и станет первой жертвой.

Убийца испугался умирать.

— Не ведись, он гонит, — последовала неуверенная реплика из-за его спины.

Однако бритоголовый так не думал. Он отпрянул, бритва выпала из вспотевшей скользкой ладони. Это и решило исход дела. Отчаянная ярость захлестнула меня. Больше не думая о последствиях, я бросился на них, действуя ИЖем как кастетом. Мельтешение рук и ног, но в основном беззащитные живые лица, лица, на которые обрушился металл. Двоим удалось убежать с наименьшими потерями, трое корчились и стонали на полу. Я долго не мог отдышаться и прийти в себя. Прислонился лбом к холодной стене. Под ногами — сгустки крови и осколки выбитых зубов. Но не моих. Бритоголовый захлебывался слезами, истерично сообщая о том, что у него вытек глаз.

Держась за перила, я добрался до своей квартиры, так же по стеночке — до ванной. Пузырек, вата — сооружаю себе свинцовые примочки. Могу похвастаться — у меня бронебойное лицо. Уже не помню, как выглядит кровь. Зато синяки меня любят.

Закончив процедуру, я сбросил грязную одежду, наполнил ванну горячей водой и погрузился в нее. С полчаса я парился и постанывал, попеременно то от боли, то от удовольствия. Испытанный на собственной шкуре метод, чтобы проснуться наутро в относительно нормальной форме. Или не проснуться вовсе.

Налил себе стакан водки, расположился возле телевизора. Шел очередной супербоевик. Словарный запас героев на три четверти состоял из fuck you: с этими словами они целый день лупили друг друга, с этими же словами забирались в постели к симпатичным шлюшкам и этими же словами объяснялись с ними в любви. Развязка близка. Затаив дыхание, я наблюдал, как главный герой, парень с лицом, по которому будто бы проехал каток, одним выстрелом уложил очередную сотню «плохих» и завоевал благосклонность великосветской леди. Она лишена обаяния, правильные черты лица не делают его красивым, холодность взгляда и жестов способна оттолкнуть самого пылкого любовника. Она высока, но не фигуриста, ее локти остры, колени неровны, бедра костисты, грудь — всего лишь вялая складка кожи с темными набухшими пупырышками сосков. Движения ее замедленны и ленивы, в постели она спит точно выброшенная на берег рыба, но главный герой отчаянно стремится обладать ею. В какой-то момент я понимаю, что великосветская леди из фильма — это Снежная королева, а бесстрашный бронебойный парень — я сам.

У нее молочно-белая кожа. Женщина стоит обнаженной посреди комнаты скрестив руки на груди. Жду, боясь прикоснуться к ней. Ее кожа покрывается мурашками, она замерзает, как любой живой человек, а в лазурном, ласкающем меня взгляде читаются самые земные, искренние чувства. Нет, она не изящная ледяная статуя, она хочет, чтобы ее взяли и согрели.

Безжалостно уничтожает весь этот шизофреничный рай появление третьего лица — рослого мужчины в грубой кожаной куртке. Снежная королева молча освобождается от моих объятий и подплывает к мужчине, опуская красивую мраморную руку на его плечо и касаясь холодными губами его шеи. Мужчина достает и направляет мне в грудь большой черный пистолет. «Спокойной ночи, приятных сновидений», — шевелятся его губы. Шарахнувшее из ствола пламя, грохот выстрела, короткая неуемная боль… Но смерть есть всего лишь пробуждение к жизни.

Сон перемежается с явью, а явь со сном. Я лежал на полу в позе эмбриона и поводил носом. Странно, порохового дыма я не чуял. Кровь, ну, она-то никуда не могла деться. Уподобившись ползучему гаду, я на животе обследовал комнату. А где пулевое отверстие в груди? Не могло же зарубцеваться за одну короткую ночь!

На полу, у изголовья дивана, звонил телефон.

Женщина. Женщина была точно, здесь меня не провести. Может, пошла принять душ? Я зашел в ванную и долго беседовал с незнакомцем, взирающим на меня из зеркала. Этому парню крупно не повезло, и иронизировать по поводу его внешности было бы просто кощунственно. Глаз его заплыл, нос распух, а скулу украшал иссиня-багровый кровоподтек. Но где же все-таки женщина? Залезла под диван? Или в бабушкин сундук?

Телефон надрывался из последних сил. Уважим старичка.

— Резиденция президента Соединенных Штатов, — сказал я, сняв трубку.

Голос Голубева по сравнению с нашей вчерашней беседой утратил интеллигентность ровно наполовину.

— У вас шуточки? А между прочим… Жду вас немедленно в управлении!

— Такие горячие новости?

— И еще какие!

Семушка Кирпичиков наслаждался прохладой во дворе на лавочке. Выражение его лица, расплывшегося в блаженной улыбке, было по-детски наивно, в зубах торчала сигарета с марихуаной, а голубой взгляд, преисполненный отцовской влюбленности, был обращен к песочнице, где двое его детишек-близняшек — мальчик и девочка — воздвигали песчаные замки. Семушка приветствовал меня еще более широкой улыбкой, отчего косячок выпал у него изо рта, но в следующую минуту на смену беззаботному веселью пришел самый неподдельный ужас.

— Господи, соседушка, что у тебя с рожей?! — разохался он. — Какие ступеньки пересчитал?

Но мне в данный момент было не до шуток.

— Это тебя спросить надо, — зло бросил я. — За какую такую «шнягу» мне пришлось вчера расплачиваться?