Военное искусство Александра Великого - Джон Фредерик Чарльз Фуллер

Дарий был убит около Дамгхана или Шахруда; Дамгхан – в 208 милях от Каспийских Ворот, а Шахруд – в 253. То или другое расстояние было преодолено в семь дней; если первое – то дневной переход составлял около 29 миль, если последнее – то 36 миль в день – поразительная скорость, если учесть, что был разгар лета и местность представляла собой безводную пустыню[97].

Для Александра смерть Дария была не просто выгодна, но и необходима. Останься он в живых, вокруг него постоянно возникали бы опасные интриги, а уничтожить его физически Александру не позволял кодекс царской чести. Гибель прежнего царя решила дело, поскольку она поднимала Александра, по праву завоевателя, до положения великого царя, и его гений подсказывал ему, что для того, чтобы его империя состоялась, он должен преодолеть вековой антагонизм между греками и персами. С его окончательной победой в империи больше не было ни победителей, ни побежденных. Александр также понял, что существование империи зависит не только от его стараний, но от доброй воли и согласия входящих в нее народов; чтобы стереть опыт завоевания из их памяти и показать, что он один из них, – он принял при своем дворе персидский этикет и носил персидское платье. Он требовал, чтобы персы оказывали ему такие же почести проскинезы, какие оказывали Дарию, и в самом деле, персы перестали бы его уважать, не требуй он этого. Что же касается платья, то Плутарх сообщает, что он остановился на среднем варианте «потому ли, что умышленно подражал местным нравам, хорошо понимая, сколь подкупает людей все привычное и родное, то ли готовясь учредить поклонение собственной особе, он хотел таким способом постепенно приучить македонян к новым обычаям. Но все же он не пожелал облачаться полностью в мидийское платье, которое было слишком уж варварским и необычным, не надел ни шаровар, ни кандия, ни тиары, а выбрал такое одеяние, в котором удачно сочеталось кое-что от мидийского платья и от персидского… Зрелище это было поистине тягостным для македонян…» (Плутарх. Александр. 45. Пер. М. Ботвинника.)

В отличие от Гефестиона и Кратера, которые разделяли его примирительную политику, общая масса македонян не могла понять его мотивов. Это были воины, и понять восточный наряд Александра и его требование почитать его на персидский манер, равно как и его желание стереть из памяти подданных тот факт, что он завоеватель, – было им не под силу; теперь, когда победа была завоевана, всё, чего они хотели, – пользоваться ее плодами и радоваться жизни. После гибели Дария они стали думать, что пора кончать войну, чтобы вернуться домой с богатой военной добычей. То, что такие настроения присутствовали, подтверждается тем, что Александр счел нужным созвать войсковой сбор и ясно сказать всем о необходимости дальнейшего наступления. (См. Курций. VI, 6—10). Xотя силой своего авторитета он сумел убедить воинов в правильности такого выбора, их мучила тоска по дому и мирной жизни и политика Александра по-прежнему оставалась им чужда.

Александр не стал преследовать Бесса, отступавшего в Бактрию, но предпринял поход к Эльбрусу, чтобы подчинить племена тапуров и мардов – марды никогда не признавали господства персов – и заставить сдаться тех сторонников Дария, которые с остатками греческих наемников пытались спастись бегством. Это было необходимо, поскольку следовало обезопасить тыл, прежде чем начинать преследование.

Двумя колоннами, одна под командованием Кратера, который заменил Пармениона в качестве заместителя главнокомандующего, другая – под его началом, Александр стремительно прошел предгорья и подчинил племена, там проживавшие; после этого ему сдались хилиарх (визирь) Дария Набарзан, его парфянский и тапурийский сатрапы Фратоферн и Автофрадат, отец Фарнабаза Артабаз и 1500 греческих наемников в сопровождении греческих посланников, аккредитованных при персидском дворе. Набарзан получил прощение, два сатрапа были восстановлены в должности, а Артабаза приняли с почестями и дали ему должность при македонском дворе, поскольку некогда он был другом отца Александра и остался верным Дарию. Тех из греческих наемников, которые пошли на службу к персам до образования Коринфского союза, отпустили, но те, которые стали наемниками после, – хотя и получили прощение, были введены вместе с их полководцем Андроником в состав армии Александра. Послов от Афин и Спарты взяли под стражу, однако посланцы из Синоп и Халкедона, не входивших в союз, – были отпущены.

Затем Александр отправился маршем в Задракаты (Астрабад), откуда после пятнадцатидневного отдыха продолжил преследование Бесса. В Месхеде ему подчинился сатрап Арии Сатибарзан, Александр утвердил его в этой должности и оставил при нем небольшой отряд для охраны дорог. Там же Александру стало известно, что Бесс надел на себя тиару и принял имя Артаксеркс и что он ожидает прибытия скифских (саккских) лучников, чтобы заключить с ними союз против него.

На пути из Месхеда, когда он двигался по главной дороге в направлении Бактр (также называемых Ариаспами, современный Балкх), Александр получил сообщение, что Сатибарзан перебил оставленный Александром отряд и набирает в Артакоане войско, чтобы поддержать Бесса. Александр не мог оставить мятежную Арию в своем тылу, поэтому с гетайрами и отрядом легковооруженных воинов тронулся в обратный путь и за два дня преодолел расстояние в 70 миль. Он застал Сатибарзана врасплох, однако тому, несмотря на то что охрана его покинула, удалось бежать; вскоре после этого он был пойман и казнен.

Невдалеке от Артакоаны Александр основал Александрию Арианскую (Герат) и назначил перса Арсака сатрапом вместо Сатибарзана. Он двинулся в земли дрангов, тогда входившие в сатрапию Арахозия, и, поскольку их сатрап Барсаенет ранее примкнул к мятежникам, он также его казнил. В Праде вышел наружу заговор Филота; это так поразило Александра, что он решил отныне не назначать командиром всадников-гетайров одного человека. Он разделил конницу гетайров на два дивизиона, каждый по четыре эскадрона, и одним поручил командовать своему другу Гефестиону, а другим – Клиту Черному. Во Фрадах он основал еще одну Александрию Пропфасию.

Затем в погоне за Бессом он двинулся в Гельменд, где столкнулся с народом, вначале называвшимся ариаспами, а позже – эвергетами (благодетелями), поскольку они перешли на службу к Киру. Когда он узнал, что «их общественная жизнь вовсе не похожа на жизнь других местных варваров и они блюдут справедливость вместе с лучшими из греков, он их освободил и дал им столько земли, сколько они просили» (Арриан. III). В то же время ему добровольно подчинились сатрапы Гедросии и Кармании; он назначил Менона сатрапом Арахозии с приказанием окончательно покорить эту страну и в октябре или ноябре 329 г. до н. э. выступил в направлении реки Тарнак, где, как указывает сэр Уильям Тарн, основал Александрию в Арахозии у Газни, а не у Кандагара, как обычно считают (Тарн. Т. II. Прилож. 8.1. С. 234).

С того момента, как весной 334 г. до н. э. Александр перешел Геллеспонт, он покрыл расстояние в 2500 миль и подчинил себе всю Персидскую империю, кроме сатрапий Бактрии и Согдианы, которые вместе представляли громадный бастион на подступах к северо-востоку. Хотя он и не отдавал себе в этом отчета, война в этих двух областях должна была послужить проверкой его полководцев и всей его деятельности за два предшествующих года. Бактрийцы и согды были воинственными народами чисто арийского происхождения, которые решили бороться за свою свободу. Кроме того, этот район наиболее труден для проведения военных операций. Бактрия (Бадакшан и Афганский Туркестан), которая лежала между Паромисом (Гиндукушем)[98]и Оксом (Амударья), представляла собой нагромождение горных уступов, а большую часть Согдианы (Бухара и Туркестан) занимали степи и пустыни. Кроме Бактр, последнего города Персидской империи, здесь не было городов, люди жили в деревнях либо кочевали.