Как управлять поместьем: пособие для попаданки - Ольга Иконникова

каждый сорт — и с перцем, и с мятой, и с грибами, и с кедровыми орехами, и с зеленью, — сначала просто так, а потом и с мёдом.

Я замираю, ожидая его вердикта. А когда он удовлетворенно крякает, облегченно выдыхаю и тоже подхожу к прилавку. Мужчина как-то сразу признает во мне хозяйку и с достоинством кланяется. Он представляется («Константин Иванович Терешин, старший приказчик ярославского купца первой гильдии Забродина»), я тоже называю себя.

— Позвольте дать совет, Анна Николаевна, — спрашивает он, и когда я киваю, продолжает, — вам с такими сырами на подобных ярмарках делать нечего. Народ тут к яствам подобного рода непривычный. Вы свой товар в Петербург или в Москву отправляйте — там любители найдутся. А то, что на сей раз сюда привезли, я у вас куплю. У моего хозяина в Ярославле — самый крупный в городе гастроном, где как раз такие диковинки внимание и привлекают. Евсей Назарович товар и в Европе закупает, в том числе и сыры. Ну, а ежели найдете возможность свой продукт к нам в город раз в месяц привозить, то я цену за него хорошую дам. Скажем, по пуду каждого сорта?

Сделку мы заключаем быстро, и когда спустя пару часов возвращаемся домой, Сухарев поворачивает свое мнение на сто восемьдесят градусов.

— А ежели, Анна Николаевна, нам, и правда, в столицу податься? Там-то, поди, цены совсем другого порядка.

Я довольно киваю. А почему бы и нет? Побывать в Петербурге ох как любопытно!

32. Сенокос

Начало сенокоса приводит в движение всю Даниловку. На луг высыпают все — от мала до велика. Я с умилением гляжу, как ребятишки важно шагают рядом со взрослыми, и на плече у каждого — то маленькая коса-горбуша, то крохотные, кажущиеся почти игрушечными грабельки.

Косьбу по традиции начинают с лучшего хозяйского луга. Детей сюда, ясное дело, сразу не пустят. Их удел — подкосы у кустов да в оврагах. А вот ворошить сохнущую траву спустя день-другой пойдут и они.

Косы-горбуши тут называют горбушками — именно ими и косят. Лезвие у такой косы похоже на серп, а ручка короткая, и косарю приходится сгибаться при каждом взмахе — горбиться.

В наше время такие косы тоже еще в ходу, но используют их разве что на подкосах в тех местах, где другой косой не размахнуться. А здесь это — повсеместная практика.

Косы-стойки тут тоже известны, но слишком дороги, и в Даниловке до моего прибытия не водились. Да что говорить про не самое богатое провинциальное поместье, если даже на уездной ярмарке ни одного экземпляра косы-стойки мы не нашли, и мне пришлось отправить за ней Сухарева аж в Вологду. И снова управляющий ворчал и сетовал на расточительность хозяйки. Дескать, и чем же мне привычные-то косы не приглянулись? Испокон веков ими косили и нужды не знали.

Но я уже настолько привыкла к его сомнениям и скупости, что почти не обращаю на это внимания. Вон и против плуга он возражал, а теперь сам признал — хорошо, дружно рожь взошла на вспаханных им полях.

Кос-стоек из Вологды он привозит аж пять штук — я велела ему потратить на них все деньги, какие дала. Но от комментария всё-таки не удерживается:

— Не в укор вам, Анна Николаевна, а исключительно с радением о хозяйстве — у нас в Даниловке, поди, все коровы столько-то не стоят.

Насчет коров у меня тоже есть кое-какие мысли. Даниловское стадо нуждается в добавлении свежей крови, и если дело с продажей сыра наладится, то вырученные деньги хорошо бы направить на покупку породистого быка-производителя и нескольких молодых коров. Но пока я это не озвучиваю — к прогрессу нужно привыкать постепенно. Нам бы с косами разобраться.

К любому новому инвентарю привыкнуть нужно, а никто из здешних обитателей косу-стойку прежде не то, что в руках не держал, а даже не видал. Сама я отлично с ней управляюсь, но если я сама выйду на луг и начну показывать все ее преимущества, боюсь, меня примут за сумасшедшую. Барыня на сельхозработах — мыслимое ли дело?

Хотя научить крестьян хотя бы основам обращения с такой косой всё-таки нужно, и мне приходится сказать, что я с детства каждое лето проводила в поместье дядюшки, где такие косы как раз были в ходу. Сухарев в ответ на это с сомнением качает головой, но всё-таки рачительность в нём берет верх над скептицизмом. Раз уж инструмент куплен, так не в сарае же ему лежать. Более того, Захар Егорович решается сам под моим чутким руководством осваивать новое орудие труда.

На дальнее пастбище мы с тетушкой и Сухаревым прибываем в бричке, а четверо отобранных для эксперимента мужиков приходят пешком. Из этих четверых я знаю только Михаила (брата Вари и Стешки), да Вадима Кузнецова. Но остальных двоих представить мне управляющий не считает нужным. И хотя из-за этого я чувствую себя несколько неловко, спросить их имена сама всё-таки не осмеливаюсь — и так уже нарушаю традиции по полной программе.

Первым в руки новую косу берет как раз Кузнецов. Он — мужик умный и хваткий, но даже у него поначалу мало что получается. У меня бы вышло куда ловчее! И после получаса безуспешных попыток приноровиться к новому инструменту и Вадим, и Захар выносят однозначный вердикт:

— Баловство всё это, Анна Николаевна. Пустая трата денег. Такую косу дай кому, и дня не пройдет, как лезвие поломают. Вон оно — так и норовит в землю воткнуться.

Нет, ну разве я могу такое снести? Я беру косу из рук Сухарева, и, прежде чем тетушка успевает меня остановить, делаю замах. Вжух!

Меня охватывает какой-то дикий и давно забытый восторг. Я не косила так уже давно — как-то не было необходимости, в нашем акционерном обществе всё было механизировано, а дома у нас был триммер, — а руки-то не забыли! И мне уже всё равно, что подумают обо мне и тётушка, и мужики. Я уже не могу остановиться. Так и иду вперёд по пожне, оставляя за спиной ровную полосу. И даже гневный окрик Глафиры Дементьевны не способен испортить мне настроение.

И когда я возвращаюсь к своим подопечным, я не чувствую ни малейшего смущения. Пусть думают что хотят.

— Ну, кто еще спорить станет? — строго спрашиваю, возвращая косу управляющему.

Они смотрят на меня, открыв рты. А потом Вадим встает к моей полосе и рядом с ней ведет свою. Должно быть, показываю я лучше, чем объясняю