Сейчас и больше никогда - Анастасия Соловьева

На сцене грянул балалаечный оркестр. Музейные балалайки, расписанные историческими и сказочными сюжетами Бакстом, Головиным и Врубелем, перед Первой мировой войной экспонировались на выставке в Париже, «имели грандиозный успех», их просили продать. Но уникальные балалайки вернулись в Салазкино. И теперь, спустя почти сто лет, их звучание только улучшилось.

Саша, полуоборотясь к сцене, серьезно слушала виртуозные и удивительно красивые вариации на тему «Ах ты, душечка, красна девица». При входе в трапезную на постаменте стояла небольшая скульптурка неизвестного художника XVIII века «Петр I на коне». Казалось, что и конь со всадником неуловимо двигаются в такт оркестру.

Дмитрий, выпив водки, курил, сквозь табачные облачка наблюдая за Сашей, и с благодушно застывшей улыбкой внимал нескончаемым байкам их новых знакомых.

– Четыре обкуренных пацана такси ловят, – рассказывал Антоша. – Один из них говорит: «Щас такси поймаем… Чтоб все сидели молча, а то таксист поймет, что мы обкуренные». Ну, останавливается такси, пацаны сели, молчат… Вдруг шофер к ним поворачивается и спрашивает: «Мужики, вы чё, обкуренные?» Они удивились: «Как это ты догадался?» А он им: «Да что?! Залезли вчетвером на переднее сиденье и сидите молча!..»

– Ты хочешь спать? – Саша заметила, что Дмитрий закрыл глаза.

– Совсем нет.

Тогда она, тихонько смеясь, опрокинула его на спину и влезла на него:

– Тяжело меня держать?

– Очень! – Дмитрий обнял ее за шею и поцеловал в губы. В ее глазах дрожали разноцветные отблески звезд, и Дмитрию сейчас она казалась сказочной, мистической и непостижимой. Однако совсем рядом он услышал родной Сашин голос:

– Дим, тебе нравится здесь? Представляешь, вот мы уедем, будем жить в Москве и больше сюда уже никогда не вернемся. Будем вспоминать вечерами милое Салазкино. И наверное, будем скучать по нему.

– Тогда мы сядем в машину и приедем сюда.

– Приедем, а тут будет только музей. Потому что в Городе сменится мэр, который строго-настрого запретит в памятниках культуры устраивать всякие безобразия. А то что же это такое?! Вместо того чтобы наслаждаться созерцанием антикварной кровати издали…

– Тогда мы придем сюда с группой экскурсантов. – Дмитрий нежно водил рукой по ее спине. – И вспомним эту ночь…

– А давай разожжем камин?!

Дрова нашлись в подклети, в плетеном бочонке, и вскоре в широкой нише камина загудело пламя, озаряя его сине-зеленые майоликовые изразцы с фантастическими водорослями. Неровное оранжевое свечение наполнило спальню, и казалось, что вся она, состоящая из сказочных фигур, морд, ликов, вдруг ожила.

– Дима, смотри! – радостно вздохнула Саша.

Дмитрий сидел перед каминной решеткой, вороша в огне кочергой, отлитой в виде лапы дракона. Саша лежала рядом, положив голову ему на колени. Жаркие отблески ласкали их тела.

– Ты помнишь, какой печальный анекдот рассказала Мариша? – Саша запрокинула голову, глядя на Дмитрия.

– Они столько понарассказывали. И все печальное.

– Этот особенно. Тридцать первое декабря. Россия. Глухая провинция. Обыкновенная среднестатистическая семья, замученная финансовым кризисом, готовится к встрече Нового года. Дети наряжают елку, мать хлопочет на кухне. Отец снимает со стены ружье, выходит на крыльцо и пару раз стреляет в воздух. Заходит в дом и громко объявляет: «Дети, я только что застрелил Деда Мороза, подарков не будет».

– А этот разве веселее? Поймал мужик золотую рыбку, а она ему говорит: «Отпусти меня, что хочешь сделаю». Мужик отвечает: «Хочу стать Героем Советского Союза!» И остался мужик с двумя гранатами против пяти танков… Или вот этот. Идет Борис Николаевич по подземному переходу и видит: оборванный мужик стоит с протянутой рукой и просит: «Подайте, Христа ради!» Ельцин ему говорит: «Шел бы лучше работать, понимаешь». А мужик ему грустно отвечает: «Так я после работы…»

«Неужели, – удивленно подумал Дмитрий, – действительно существует где-то Ельцин, «Meбель фараонов», Елена?..» Все это сейчас представилось ему каким-то нелепым вымыслом, не больше. А реальность совсем другая: изумрудные звезды в небе, игра наяд под крики лебедей, парящая под облаками Жар-птица и Саша, ее горячие руки, губы… И еще анекдоты, анекдоты…

Утром на завтраке они опять сидели за одним столом со счастливой, убежавшей ото всех забот парой – Антошей и Маришей.

Им играл, как и вчера, оркестр. Но теперь к балалайкам добавились свирели и рожки. Как-то раз в 1900 году совместное звучание этих инструментов услышал В.В. Андреев. Пораженный мелодичностью и красотой звучания салазкинских свирелей и рожков, он включил их в свой знаменитый оркестровый ансамбль.

Мариша, радостно узнав, что Саша – журналистка, тут же выдала:

– Приезжает папа римский впервые в Париж. На вокзале на него налетает толпа газетчиков. Они наперебой выкрикивают вопросы: «Ваше отношение к парижским публичным домам?» Папа подумал: «Сказать что-нибудь положительное не позволяет сан, а высказаться отрицательно – потеряю аудиторию». И придумал оригинальный выход – сделал удивленное лицо и спросил: «А что, в Париже есть публичные дома?» Назавтра же все парижские газеты вышли с заголовком: «Первый вопрос папы римского на парижской земле: есть ли в Париже публичные дома?»…

– Они такие забавные! – прошептала Саша, обнимая Дмитрия.

Наяды уже спокойно, без всякого удивления наблюдали за ними.

– Кто «они»? – Дмитрий целовал ее тело.

– Маришка с Антошей, счастье мое. Тебе понравилось, как мы сходили в местный музей? Дима, ты должен знать: я безумно люблю тебя…

После утренней трапезы они все вместе, с Маришей и Антошей, посетили экспозицию, состоящую из собранных по русским губерниям икон, складней, крестов, домовой резьбы, расписных саней, прялок, кружев и народной одежды. Но даже среди музейной тишины Антоша с Маришей перебивали друг друга.

– Это вы продаете ореховую спальню? Да. А посмотреть можно, где она у вас? А вон, в углу… Так это же собачья конура?! Орех, выходи, я твою спальню продавать буду!..

– Желанный мой, ты счастье мое, – шептала Саша. – Я хочу, чтобы ты знал об этом…

«Весь скандал с коробкой от ксерокса, безусловно, крайне отрицательно сказался на настроениях избирателей, голосовавших в первом туре за Лебедя. Основная масса его избирателей одинаково отрицательно относилась как к коммунистам, так и к Ельцину. Уже самый факт вхождения Лебедя в команду Ельцина вызвал в их среде настороженность и неприятие, а уж участие его в аппаратном конфликте на стороне «национального аллергена» Чубайса вполне окончательно отвратило от него подавляющее большинство сторонников.

Александр Лебедь был бы наивным дурачком, если бы всерьез надеялся остаться в непосредственном окружении президента надолго и всерьез. Коммунисты здесь правы: верить Ельцину на слово категорически не рекомендуется. Достаточно вспомнить судьбу И. Заславского, А. Руцкого, Ю. Петрова, С. Станкевича, И. Силаева, Р. Хасбулатова, Г. Бурбулиса, Г. Попова и многих других, кто на том или ином этапе был нужен Ельцину для достижения какой-нибудь локальной цели и с кем он безжалостно расставался после того, как оная цель была достигнута…