Мое первое убийство - Леена Лехтолайнен

— В счетах Юкки я нашла квитанцию об оплате из клиники.

— То, что Юкка оплатил аборт, еще не значит, что он был отцом ребенка.

— Неужели вы с ним были настолько хорошими друзьями, что ты рассказала ему об аборте и попросила денег в долг? И кроме него, никому об этом и словом не обмолвилась.

Мирья стиснула вязанье, а затем резко отшвырнула его в угол комнаты. Руки у нее дрожали. В изголовье кровати висела фотография какого-то выступления хора: Мирья, Антти, Юкка, Тулия стояли полукругом в ужасных синих концертных костюмах. Наверное, Мирья смотрела на фотографию Антти каждый вечер, перед тем как лечь спать. Ох, Господи, почему я решила, что работа облегчит мое состояние?

— Знаешь, у меня есть версия о том, как все произошло. Очередная репетиция хора затянулась допоздна. Тебе стало досадно, что Антти не обращает на тебя внимания (я понимала, что ступила на запретную территорию, ведь отношения этих двоих никак не касались расследования), а Юкка на сей раз был без подружки. Наверное, ты хотела что-то доказать Антти и начала, хотя тебе это и не свойственно, заигрывать с Юккой. Но все зашло дальше, чем ты предполагала. Наверное, ты поняла, что Юкка знал, почему ты вдруг решила строить ему глазки. Ведь то, что ты влюблена в Антти, ни для кого не тайна. А Юкка решил досадить Антти, показать ему, насколько легко может тебя добиться. Я не понимаю только одного: почему вы оказались настолько глупы, что ты забеременела?

Мирья разразилась истерическим, похожим на рыдания смехом. Постепенно смех перешел в плач, и она, всхлипывая, сказала:

— Так глупо все вышло! У великого любовника порвался презерватив! Вот теперь угадай, почему он молчал все время, как воды в рот набрал. Да это позор, если бы его подружки узнали, что он не умеет пользоваться презервативом! — Мирья зло улыбнулась и перестала плакать. — Похоже, ты все знаешь лучше, чем я сама. Был февраль, мы справляли день рождения Антти у него дома. Я впервые в жизни накрасила глаза, а коктейль оказался чертовски крепким. Я танцевала с Антти, он сам меня пригласил, но в танце держался за километр. А затем возник Юкка, отобрал меня у Антти, начал целовать… В общем, все закончилось у него дома…

— И ты забеременела?

— Да, сразу. Знаешь, как в старых отечественных кинофильмах. Наверное, мне следовало бросить учебу, выйти замуж и начать рожать детей.

— Это Юкка так сказал?

— Ну не совсем так. Я сначала подумала, что не буду ему ничего рассказывать, но… ведь это и его ребенок. И все произошло по его вине. Но меня бы устроило, если бы он оплатил половину расходов.

— А что именно он сказал? — Я догадалась, что Мирья никого в это не посвящала. Единственный человек, который об этом знал, умер. Сейчас мы будто помогали друг другу — я внимала, давая ей возможность выговориться, а она рассказывала будто на исповеди. Ведь у полицейского, как у священника, обет молчания, если речь идет о чужих тайнах. И Мирья знала, что я никогда никому об этом не расскажу.

— Конечно, он был потрясен. Кажется, даже больше, чем я сама. Затем попытался все обратить в шутку и заявил, что еще не собирался становиться отцом. Я ответила: «В этот раз и не станешь», — и добавила, что собираюсь сделать аборт. Он явно вздохнул с облегчением. И заявил, что оплатит все расходы, так как у него больше денег, чем у меня. Почему я должна была запретить ему платить за это? И все-таки своими деньгами он не мог откупить меня от этого позора. Ведь ему не надо было проходить медицинское обследование, беседовать с социальными работниками, которые всю твою душу наизнанку готовы вывернуть. Ему не пришлось лежать, раскинув ноги, на медицинском кресле и слушать, что говорят медсестры, когда я простонала, что наркоз не действует. Да, иногда мне хотелось отомстить… Ведь благодаря ему я стала убийцей.

Мирья улыбнулась, увидев потрясение на моем лице.

— Я не убивала Юкку. Мои родители, члены Христианского союза, воспитали меня с убеждением, что аборт — это убийство. Если бы они знали, что я сделала, то отказались бы признавать меня своей дочерью. Но я не раскаиваюсь. Кто знает, каким бы вырос этот ребенок, — ведь мы с Юккой вряд ли поженились бы. Знаешь, эта пара недель перед абортом была просто ужасной — я чувствовала, что привязана к Юкке, ведь у меня в животе находился ребенок — часть его и меня. И меня все время тошнило, будто я старалась вырвать из себя зародыш, но ничего не получалось. Ты когда-нибудь делала аборт? Хотя, наверное, я не имею права спрашивать.

— Нет, в смысле не делала. Я годами травила себя противозачаточными таблетками. — Мирья не имела права спрашивать, а я была не обязана ей отвечать, но все же ответила.

— А Юкка угрожал рассказать все твоим родителям? Или Антти? Может, он собирался в подробностях рассказать Антти, чем вы занимались, насмехался над твоими чувствами? И поэтому ты его ненавидела.

— Не могу сказать, что я его ненавидела. Скорее презирала. Он смеялся над моей любовью к Антти, а я над его неумелостью в постели. Ему было стыдно. Он не хотел, чтобы я кому-нибудь об этом рассказывала. Да и какое он имел право смеяться над… моей любовью! Это никого не касается, слышишь, и тебя тоже! Ты думаешь, мне приятно, что все знают, что я безнадежно влюблена в Антти. Влюблена! И ты первая, кому я говорю это вслух! — Мирья снова рассмеялась нехорошим, странным смехом. — «Бедная Мирья, толстая и некрасивая, надеется когда-нибудь заполучить Антти». Так все думают, и ты тоже. А Антти ко мне хорошо относится. Если бы он был злой и нечуткий, мне было бы проще его разлюбить. Иногда я просто ненавижу себя, свою внешность… Любовь гораздо более разрушительное чувство, чем ненависть. Если бы Юкка сделал что-нибудь Антти, я бы убила его. — Голос перешел в плач, лицо некрасиво покраснело, нос распух, и она уронила голову на руки, громко всхлипывая.

Я встала и коснулась ее плеча, но Мирья резко отбросила мою руку.

— Уйди от меня, — прошипела она, не отнимая от лица рук. — Иди и спроси у Тулии, почему я не слышала ее храп в пять утра, когда встала попить воды. Или спроси у Тимо, сколько стоит бутылка самогона. — Ее голос снова перешел в плач. — Исчезни!

И я ушла. Взяла с вешалки свою джинсовую куртку и вышла в дождь в поисках автобусной остановки. Что я могла ей сказать? Она не хотела слышать моих слов, я не могла с этим ничего поделать. Я не могла помочь ни Мирье, ни другим.

Все же я решила последовать ее совету и встретиться с Тимо. Сиркку жила в районе Хаага, это было мне по дороге. Я надеялась застать их обоих. Не успела я подойти к остановке, как приехал автобус. Я чувствовала некоторое удовлетворение от того, что правильно вычислила личность самогонщика.

Дома у Сиркку я застала только соседей по квартире, которые сообщили, что не видели ее уже несколько дней. Я решила доехать до Тимо, но и там мне не открыли дверь. Я постояла, разглядывая причудливую роспись на стенах в подъезде и размышляя, что же делать дальше.

Я была уверена, что Юри невозможно застать дома в субботу вечером. Поэтому прыгнула в Кайсаниеми в шестнадцатый трамвай и отправилась навещать Пию.