Шутка мертвого капитана - Питер Марвел
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Страдание — всегда зло, — вдруг сказал он вслух. — Но, заставляя страдать вместо себя другого, ты умираешь сам.
— Что? Что ты сказал?
Харт вздрогнул и увидел рядом с собой Амбулена. Он посмотрел ему в глаза и повторил:
— Заставляя страдать вместо себя другого, ты умираешь сам.
— Но ведь злу надо сопротивляться силой? — вскричал Амбулен.
— Безусловно. Но только настоящему злу.
— Это как? — спросил Амбулен, и губы его сложились в ту самую улыбку, которую столетие спустя назовут иезуитской.
— Это значит, что все, что мешает моим страстям, злом не является. Не зло те испанцы, на чей галеон мы напали. Не зло женщина, которую я хочу, но которой не нравлюсь. Не зло, что у кого-то денег и славы больше, чем у меня. Зло, это мы. Насильники, воры и убийцы. Те, кто вечно жаждет больше, чем у него есть. Кто всегда меряет себя с другими. Кто хочет власти, кому нужны рабы и подхалимы. Кто не заснет, пока не добьется своего, а свое — это ненасытное желание иметь. Иметь, а не быть.
— Браво оксфордской школе философии! — с иронией сказал Робер, но в глазах его мелькнуло выражение странной обреченности. — Значит, бунт?
— Я не могу предать Веселого Дика. Он спас мне жизнь, он заступился за меня, он мне друг. Я пойду с ним, но больше не буду пиратом. Мне не нужны сокровища, и я отказываюсь от своей доли, — тихо сказал Харт и отошел к шлюпке.
Волны уже не лизали песок, а с ревом набрасывались на него. Одна из них подпрыгнула, размахнулась и ошпарила пеной сапоги Уильяма. Он, не замечая ничего, смотрел в черный мрак горизонта.
— Эй, — услышал он крик своего капитана, — подбросьте еще дров! Нам же надо как-то вернуться.
Потом Уильям, сразу намокнув до пояса, вместе со всеми толкал лодку. Волны грохотали, вздымая со дна песок, пенные гребни все чаще мелькали во мраке. Было так темно, что небо, которое заволокли тучи, и море слились воедино, окружив людей и шлюпку непроницаемым мраком. Кроуфорд усадил на весла Мак-Магона и Джо Янга, Амбулена и Потрошителя, Боба и Джона, на корму отправил капитана Ивлина, а Харта и себя устроил на носу. Вдоль кромки воды по песку бегала оставленная Кроуфордом собака, задирая к небу уродливую морду и сердито скуля.
— Ветер крепчает, — сказал Потрошитель и, облизнув палец, поднял его вверх. — Кажись, вест-вест-зюйд. Ох, вымокнем мы, как кутята.
— Да, кажись, скоро ливанет. Не потерять бы корабль, да и шлюпку может отнести в открытое море, — поддержал квартирмейстера Боб.
— Что ж, это усложняет задачу, — заметил Кроуфорд. — Придется ловить конец да привязывать шлюпку к шхуне. Держим курс на кормовые огни, странно, что их не забыли зажечь.
— Да их и не тушил никто, — радостно сказал Джо Янг. — Их еще при Билли зажигали.
— Как бы то ни было, но главное, чтобы нас не унесло. Подналягте на весла, ребята.
— Когда мы с Уильямом полезем на палубу, — обратился Кроуфорд к капитану Ивлину, — вы останетесь за главного. Если что, попробуйте отвлечь команду от того борта, по которому мы с Уильямом полезем. Задача сложная, но вам, сэр Ивлин, она вполне по плечу. И постарайтесь сделать так, чтобы в случае чего в вас не попали из пушки.
— Да уж, — саркастически процедил сэр Ивлин. — Раньше я правил кораблями, а теперь мне доверяют паршивую шлюпку и просят обращаться с ней аккуратнее! А я что же? Я отвечаю: есть, сэр! Потому что у меня нет другого ответа, сэр! И это истинная правда! — закончив тираду, и так слишком длинную для него, Джон Ивлин снова ушел в себя, собираясь исполнить возложенное на него поручение — строго и угрюмо, как он теперь делал абсолютно все: правил шлюпкой, дрался на шпагах или просто обедал.
Не прошло и пяти минут, как к потокам соленой воды, которые заливали нос, то и дело зарывающийся в воду, добавились новые — это начался дождь.
Сразу же тонны воды обрушились на утлое суденышко — не было ни первых капель, ни тонких струек. Так начинались все дожди в здешних краях, но привыкнуть к этому было невозможно. В одночасье темнота вокруг наполнилась гулом и свистом, высоко в небе засверкали молнии, и оттуда низвергнулась такая масса воды, что Уильяму показалось, будто это океан встал дыбом и, перевернувшись, рухнул обратно. Потоки хлыстами секли головы и плечи, носы и рты заливала вода, и даже собственную руку можно было рассмотреть лишь с трудом. Шлюпка быстро начала наполняться водой.
— Вычерпывай воду! — заорал Кроуфорд, перекрикивая рев волн и шум дождя. — Утопите шлюпку — всех повешу! Уильям, ну же!
Потрошитель открыл рот и затянул песню.
Пираты запели, чтобы не сбить ритм, с которым весла погружались в бушующие волны.
Их хриплые сорванные голоса заливало потоками воды, уносило ветром, топило в волнах, но песня рвалась из глоток, потому что песня сейчас означала жизнь.
— Держи курс на полгалса праве-ей! — ревел Ивлин с кормы, лихорадочно вычерпывая воду найденным под банкой ковшом. Ветер вколачивал ему команды обратно в рот, заливая рот дождем и соленой водой.
Харт и Кроуфорд черпали воду шляпами.
Мокрые весла рвались из рук, вода превратилась в сталь, отталкивающую каждый взмах, воздух приходилось рвать зубами.
Вдруг послышался глухой удар и треск. Лодка с размаху ударилась носом о деревянную тушу корабля и, едва не перевернувшись, уже снова отлетела от него, подхваченная следующей волной.
— Ну, Харт, давай! Хватай якорный канат! — заорал Кроуфорд и прыгнул за борт.
Харт лихорадочно стянул с себя намокший кафтан и, привязав к поясу кинжал, нырнул вслед за Кроуфордом в кипящую белыми пузырями волну.
Неожиданно из-за водяной пелены на него вынырнула черная громада, под уголом уходящая куда-то ввысь. Громада ходила ходуном, ее бока то вздымались, то опускались. При свете молнии Харт отчетливо увидел перед собой жирную натянутую змею — четырнадцатидюймовый якорный канат. Кроуфорд, вынырнув, уцепился руками и ногами за этот канат и полез по нему вверх, навстречу низвергающимся с неба потокам. Снизу за ним яростно потянулась волна, но, бессильно лизнув его ноги, в бешенстве повалилась на Харта. Харт ушел под нее с головой, но, отчаянно барахтаясь, выплыл и из последних сил поплыл к спасительному канату, который, как пуповина, один только и привязывал нынче небо к земле.
Ощутив в своей руке скользкое тело пеньки, Харт вцепился в него, подтянулся и, напрягая мышцы, пополз из воды. Лезть по канату было невозможно, но он лез, прижимаясь к нему лбом, обнимая его ногами, как любимую женщину, приникая к нему, как к матери, и от отчаяния вгрызаясь в него зубами, как во врага. Вода ревела и стонала внизу, вода била его сверху.
Прошла вечность. Казалось, руки сейчас оторвутся и повиснут так сами по себе, намертво сжимая проклятую веревку, а туловище мешком полетит в черную пенную воду. Харт плакал, но слезы его смывало дождем.
— Вперед, вперед, ползи, засранец, — бормотал он, захлебываясь рыданиями.