Т-34. Крепость на колесах - Михаил Михеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пленных удалось как следует рассмотреть, только когда они встали на ночевку. По-хорошему, стоило бы продолжить путь, благо оставалось не так и далеко, однако опять набежали тучи, и вокруг сгустилась даже не тьма — чернота. Прямо как в чернильнице вороватого чиновника или в голове полкового священника, когда он водки перекушает. В такую погоду соваться в болото противопоказано. Так что остановились и принялись ужинать, заодно проведя инвентаризацию пленных. Как выяснилось, им повезло…
Тот, который толстый, оказался аж целым полковником. Правда, не строевым, а по интендантской части. Ну, это можно было сразу предположить, с такой филейной частью только интенданты и бывают. Они в любой армии не бедствуют. С ним вместе вляпались в неприятности майор и капитан, оба штабные, что радовало еще больше.
Полковник, чью рожу украшал самого простецкого вида синяк, со смесью возмущения и испуга посматривал на Берга. Понятное дело, тот человек уравновешенный, можно даже сказать, флегматичный. Такому убить — что высморкаться. Учитывая представление, которое поручик только что учинил, в роли спокойного убийцы он полковником воспринимался безо всяких внутренних терзаний.
Майор сидел, будто штык проглотил, и смотрел на разведчиков очень спокойно. Вроде бы и не боялся, но Громов определил сразу — с пленом он уже смирился. Какой бы горделивый вид ни принимал, как бы ни старался казаться невозмутимым, проблем он не доставит. Для себя немец уже все решил.
А вот капитан выглядел так, будто жизнь кончилась. И не поймешь, то ли он так боялся смерти, что готов был напустить под себя лужу, то ли просто никак не мог осознать резкой перемены в жизни. Сидел, опустив голову и вперив ничего не выражающий взгляд между колен, как будто полностью впав в прострацию.
Интереса ради Громов полистал их удостоверения. Полковник носил самую обычную фамилию Браун. Неплохо знающий немецкий и успевший даже до войны побывать в Германии, штабс-капитан отлично знал: у них этих Браунов как собак нерезаных. Впрочем, как и Шульцев — такой фамилией мог похвастаться майор.
У капитана фамилия была интереснее, да еще и на русском смысла не теряла. И имя вполне славянское. И, как оказалось, характер. Попросился в кустики, а там… В общем, Гришин даже не понял, как это получилось, но пленный ухитрился сбить расслабившегося солдата с ног и рвануть в лес, где ловить его по причине темноты было абсолютно бесполезно. Осталось проводить его сочными матюгами, выдать кучу эпитетов в адрес понурившегося Гришина да понадеяться, что немец так в лесу и сгинет. А потом дождаться рассвета — и рвануть через болото домой.
За тот рейд они получили свои награды. Пахомова с Гришиным произвели в прапорщики, даже не отправив на обучение. «Ученого учить — только портить», — сказал тогда их комдив… А вскоре по всей стране начались такие события, что мелкая неприятность в лице беглого немецкого офицера как-то сама собой забылась…
Давно прошли те времена. Оказался в Красной армии Громов. Исчез куда-то Берг, служивший, по слухам, у Каппеля. Потом вновь появился, на этот раз у Врангеля. Там они последний раз и встречались… А потом лихой разведчик пустил себе пулю в висок прямо на палубе уплывающего из Крыма транспорта во время эвакуации. Пахомов уехал в родную Сибирь, там, опять же по слухам, успел повоевать — не оставила его Гражданская в стороне. Последнее, что слышал Громов — служил его бывший подчиненный у Семенова, а что уж дальше с ним сталось, один Бог ведает. Гришин, правда, сразу удачно выбрал сторону, воевал за красных, потом дослужился до неплохих чинов — и сгинул в тридцать пятом году, когда свирепствовали между большевиками свары и делили они по новой власть. И вот, появился человек из прошлого, заставивший вспомнить былые дни, лихие, страшные и веселые. Что только с ним делать, интересно?
— Да уж, история что надо, — хмыкнул Сергей, когда Громов закончил рассказ. — Такую я с удовольствием бы еще раз послушал, особенно под водочку с сальцем. Жаль, времени мало. До рассвета нам отсюда валить надо, причем быстро-быстро. Что только с твоим знакомцем делать?
Фон Бок сидел в уголке и, похоже, неплохо понимал, что сейчас решается его судьба. Откровенно говоря, Сергей чисто по-человечески не испытывал к нему ненависти. Сволочь фашистская, конечно, пускай и храбрая, но вот ненависть… Похоже, за последние дни он качественно перегорел и стал рассматривать врагов исключительно с профессиональной точки зрения. Чем вооружены, да куда конкретного фрица штыком ткнуть, вот как-то так. И заданный им вопрос был крайне актуален, это понимали все.
Немецкий фельдмаршал — это не просто пленный из тех, что они брали регулярно. Военачальник такого ранга — это, в первую очередь, голова, набитая секретами. Такими, которыми может распорядиться лишь другая голова, причем сравнимого ранга. И вот так просто взять и пустить ее в расход — это, знаете ли, попросту нерационально. А оставлять у себя — еще и опасно. Они во вражеском тылу, и в два счета может получиться так, что эту самую голову немцы отобьют обратно. И тогда получится даже хуже, чем если бы они фон Бока просто расстреляли.
В этот момент немец заговорил. Сергей, разумеется, ничего не понял, но Плахов тут же перевел, и недоумение сменилось раздражением. Этот, с позволения сказать, умник предлагал им — им! — сдаться в плен доблестному вермахту, обещая нормальное обращение и перспективы в будущем. Он что, умом тронулся? Или просто излагает стандартную немецкую речугу? Немцы ж — как компьютеры, что им в головы заложено, то и повторяют. А может, просто наличие здесь бывшего царского офицера внесло в простую и понятную прусскую логику какой-то сбой? Однако куда больший эффект его слова оказали почему-то на Громова. Его буквально перекосило от злости, и, сжав руки в кулаки, он шагнул к немцу.
— А ведь я был уже в вашем плену, — как-то неестественно спокойно выдал Громов. — И посмотрел на ваше обращение. Давай-ка я тебя так же…
Он уже замахивался, когда Сергей перехватил его руку:
— Не стоит зря нервничать, нервные клетки не восстанавливаются.
Громов замер на миг, повернулся… Затем как-то расслабился вдруг, словно из него выдернули не прут даже, а целую железную колонну. Несколько раз вдохнул-выдохнул, успокаиваясь:
— Прости, старшой…
— За что? Ну, прибил бы ты его — твое право.
— Все равно прости. Что-то я совсем… Как ты там сказал?
— Нервные клетки не восстанавливаются.
Фраза Громову была явно незнакомой, он пару секунд ее обдумывал, удивленно, однако юмор понял и задумчиво отозвался:
— Зубы в нашем возрасте тоже не растут. Пускай думает, что лучше сэкономить.
— Думает? И что, этот фельдмаршал сильно умный?
— Да вроде бы дураком не был.
— Знаешь, есть старый анекдот, — тут Сергей выдержал паузу в пару секунд. Не для того, чтобы добиться театрального эффекта, а обдумывая, на что заменить слова «Сталин» и «экстрасенс». — Приходит к Ежову на прием человек. Нарком секретаршу спрашивает: кто, мол, такой. Она отвечает — колдун, будущее видит. На что Ежов приказывает: Расстрелять! Будь настоящим — не пришел бы. Вот и этот, был бы умным — не пришел бы незваным.