Преследуя нас - Кэт Т. Мэйсен

я вбегаю в двери больницы. Медсестры спокойно сидят за столом. Увидев меня, они сразу же говорят мне: — Посетителей нет.

Я бросаю им немного денег, на что они еще больше требуют, чтобы я ушла. Одна доходит до того, что вызывает охрану, но меня это не волнует. Мимо проходит врач, и я хватаю его за пальто, умоляя ответить, хоть что-нибудь.

— Так вы, должно быть, парень? — спрашивает он, глядя на карту.

— Муж, — поправляю я.

— Она поступила сегодня днем с затрудненным дыханием. Рентген грудной клетки показал, что у нее коллапс легкого, вызванный пневмонией. У нее сильное обезвоживание, поэтому мы поставили ей капельницу и дали легкое успокоительное, чтобы она уснула. Я думаю, что больше всего вы беспокоитесь о ребенке. Мы сделали анализы, и все в порядке.

Я не понимаю медицинского жаргона, но мое тело застывает, парализованное одним его словом. Я правильно услышал? Вы не могли этого слышать. Вы не спали как следует, и ваш разум полностью испорчен.

Я потираю ухо, чтобы убедиться, что оно не забито и я услышал верно: — Простите… повторите последнюю часть?

— Мы провели тесты, и все…

— Нет, — ругаю я его, — То, что было до этого.

— Вы беспокоитесь о ребенке? — он вздергивает бровь, — Сэр, вы в порядке?

Мои глаза расширяются, кровь оттекает от моего лица. Я беру карту и нахожу палату номер восемь.

Я почти тяготею к ее палате, пока не оказываюсь внутри, наблюдая, как она лежит на кровати, повернув голову в другую сторону. Я опускаюсь на колени рядом с ней, беру ее за руку и подношу ее ко рту. Запаха ее кожи достаточно, чтобы я сломался внутри. Я скучаю по ней как сумасшедший, а теперь она носит моего ребенка.

Шарлотта носит моего ребенка.

— Почему ты не сказала мне о ребенке?

Я остаюсь рядом с ней, вцепившись в ее руку так, словно от этого зависит моя жизнь. Только настойчивые звуки пищащих мониторов, славные звуки жизни, отдаются эхом в комнате. В темноте ночи белые стены и постельное белье не видны, только тепло, которое излучает ее кожа, но это все, что мне нужно — она и теперь наш ребенок.

Ребенок.

Это слово повторяется в моей голове снова и снова. Внутри нее растет человеческое существо, которое наполовину Шарлотта, а наполовину я.

Мои эмоции разбросаны. Я не готов стать отцом, но часть меня знает, что Шарлотта будет со мной всю жизнь, мы вырастим свою собственную семью и состаримся вместе.

Эта часть меня перевешивает все тревоги, которые я испытываю.

Не в силах сдержать улыбку, я произношу слова про себя.

Ребенок.

Мне нужно, чтобы она проснулась, чтобы я мог сказать ей, что был неправ, когда говорил, что с меня хватит. Я так люблю ее, и теперь, когда она носит моего ребенка, я хочу только одного — забрать ее домой и провести остаток жизни с ней и нашим ребенком.

На кровати она продолжает лежать совершенно неподвижно, почти в кататоническом состоянии, пока с ее губ не срывается легкий хнык. Мои глаза ищут что-то на ее лице, но все, что я вижу, это пустой взгляд, пока она не поворачивает голову в противоположную сторону.

Я жду с затаенным дыханием, когда она заговорит, чтобы хоть какими-то словами развеять мое беспокойство.

— Я не сказала тебе, Лекс, потому что… потому что он не твой.

Четырнадцатая глава

Чарли

Вдалеке я начинаю слышать звуки, писк машин и топот ног, отскакивающие от стен вокруг меня. Слышен слабый шепот, возможно, голоса, но я не уверен. Я остаюсь неподвижной, тяжесть давит на меня. Я пытаюсь поднять руку, но вес так велик, что я быстро устаю. Я пробую снова. Нет, она слишком тяжелая. Что происходит? Где я? Я пытаюсь открыть глаза, но все, что я вижу, — это темнота, и я снова засыпаю.

Проснувшись, я чувствую, что на мои закрытые глаза падает свет, почти как розовое сияние. С трудом открываю их, и постепенно все больше и больше проясняется. Я вижу сурово-белые стены, все яркое. Глаза болят, и я вынуждена закрыть их, чтобы облегчить боль. Запах, он витает в воздухе, как запах стерилизации. Он знакомый, и я знаю, где нахожусь, но не могу сказать. Я пытаюсь закричать, но мое горло пересохло и болит, поэтому я не могу издать ни звука, и все, что получается, — это крошечный шепот: — Что случилось?

— Чарли?

Я поворачиваюсь лицом к тому месту, откуда доносится звук. Никки и Эрик стоят у моей кровати. Эрик снова и снова трет лицо, поминутно останавливаясь, чтобы погрызть ногти. Рядом с ним Никки ведет себя более спокойно, наблюдая за мной с обеспокоенным выражением лица. Они оба протягивают руки, чтобы коснуться моей руки.

Никки наклоняется и нажимает на красную кнопку, которая висит на стене. Между собой они что-то говорят, но мои глаза снова закрываются, тяжелые и отягощенные усталостью.

Снова шум, и у изножья моей кровати стоит врач. Снимая карту с перил кровати, его глаза сканируют записи, прежде чем он достает ручку из халата и пишет на листе бумаги. Я хочу спросить его, почему я здесь, и, что более важно, что со мной не так, но все, что получается, — это хрип.

— Я доктор Шульц. Как вы себя чувствуете, мисс Мейсон?

Никки передает мне чашку с водой, которую я с удовольствием принимаю. Прохладная жидкость облегчает мое горло, я прочищаю его с большим усилием, желая говорить: — Устала. Все болит. Что со мной случилось?

— У вас коллапс легкого, вызванный пневмонией, — говорит он, глядя на меня нежным взглядом, — Мы поставили вам капельницу, потому что у вас сильное обезвоживание. Не волнуйтесь, с ребенком все в порядке. Мы провели все необходимые тесты, и с ребенком все в порядке.

Опять это слово.

Я закрываю глаза, отчаянно пытаясь отгородиться от реальности. Сделав глубокий вдох, я открываю их, чтобы увидеть расширенные от шока глаза Эрика.

— Ребенок? — Никки качает головой, предупреждая Эрика, чтобы он заткнулся.

— Тем временем, мисс Мейсон, нам нужно, чтобы вы как следует отдохнули, а если вы почувствуете дискомфорт, медсестры могут дать вам легкое успокоительное. Я думаю, вы пробудете здесь еще несколько дней.

Доктор Шульц кладет карту обратно в изножье моей кровати и выходит из палаты. Сейчас я хочу только одного — игнорировать все, включая вопросы, которые так и хочется задать Эрику.

— Хорошо, Чарли, я не буду спрашивать, пока ты не будешь готова, — голос Эрика стал