Львиное сердце. Под стенами Акры - Шэрон Кей Пенман

Тут Морган напрягся, потому как Ричард выхватил из ножен меч и воздел его над головой, так что солнце заиграло на клинке. Сцена была впечатляющая: конные рыцари с копьями наперевес, турецкий гарнизон, охваченный теперь кольцом чертыхающихся и кричащих солдат, рвущихся начать — недостатка в добровольцах не наблюдалось. Морган понял, что все намеренно затевается на открытом пространстве — это послание Саладину, что уловка его сработала, только не так, как он надеялся. Ричард опустил меч, взвыла труба, и воины, вскинув оружие, ринулись вперед. Через минуту равнина стала напоминать бойню: кровь впитывалась в почву, под солнцем простирались тела, вопли боли смешивались с отчаянными призывами к Аллаху. Мариам обучила валлийца нескольким арабским фразам, поэтому он знал, что сарацины умирают с именем своего бога на устах, и удивился охватившей его горести, сожалению по поводу того, что эти обреченные люди лишены вечной жизни и все искупающей любви Спасителя.

Повернувшись в седле, молодой человек увидел, что Ричард не обращает внимания на творящееся за его спиной побоище и не отрывает глаз от далекого сарацинского войска. Реакция турок была ожидаемой: ужас, оторопь, ярость, угрозы, которых никто не слышал, мелькающие в воздухе мечи, луки, кони, встающие на дыбы от запаха крови.

— Вот и они, — сказал вдруг Ричард.

Морган развернул коня и увидел, что сарацинский дозор скачет в отчаянной попытке спасти своих. Попытке запоздалой, как и предсказывал король.

Раз за разом малочисленный отряд воинов Саладина пытался прорвать кольцо закованных в латы рыцарей. И раз за разом откатывался назад. Во второй половине дня, по мере подхода из лагеря в Саффараме подкреплений, посланных поставленным в известность о происходящем султаном, битва стала более ожесточенной. С обеих сторон были жертвы, и Ричард, по своему обыкновению, находился в гуще боя. Морган и прочие придворные рыцари изо всех сил старались держаться рядом и зачастую приходили в ужас, видя государя в окружении врагов. Но тому всегда удавалось вырваться, сея смерть своим мечом, окровавленным до самой рукояти. Наконец сарацины отказались от тщетных попыток спасти тех, кто уже простился с жизнью. К этому времени солнце стояло уже низко, а равнина была усеяна телами. Воины Ричарда забрали своих убитых и раненых в Акру, бросив лежать человеческие останки тех, кто пал жертвой недопонимания и недоверия между противниками: две тысячи шестьсот связанных веревками и залитых кровью трупов.

Прежде чем отправиться в цитадель, Ричард и его рыцари остановились в общественных банях, чтобы смыть кровь и дать отдых ноющим мускулам. Ричард во дворец попасть не спешил, так как не знал, какого приема стоит ожидать от Беренгарии. Он полагал, что Джоанна поймет необходимость истребления так же, как наверняка поняла бы и мать. Но ему было известно, насколько щепетильны многие женщины по части кровопролития, а его скромница-жена принадлежит к особо нежной породе. Обычно после битвы кровь бурлила в нем, потому как упоение опасностью пьянит не хуже самого крепкого вина. Сегодня же он ощущал только усталость и темный, выдохшийся гнев на то, что так получилось. Король не был расположен оправдываться за свои поступки, к моменту, когда нога его вступила в большой зал, он уже приготовился огрызаться.

Но все пошло не так, как он ожидал. Беренгарии вовсе там не оказалось — королева отправилась к вечерне в собор Святого Креста. Джоанна компанию невестке не составила, но выглядела странно подавленной, отстраненной — молчаливый незнакомец вместо готовой поддержать сестры, которую он рассчитывал встретить. Одна из ее фрейлин, сицилийская сарацинка, имя которой вечно ускользало у него из памяти, выбежала из зала одновременно с его появлением, бросив на него через плечо пылающий взгляд. Да и недавно избранный епископ Акрский, которого он пригласил пожить во дворце, предложил королю отпущение грехов, что тот воспринял как замаскированную критику сегодняшней экзекуции. Вместо того, чтобы отобедать в большой зале, Ричард в сопровождении сквайров удалился в свою опочивальню.

Как только Джехан и Саэр сняли с него кольчугу, король смог наконец вдохнуть полной грудью. Он слишком устал, чтобы гадать, почему доспех, практически вторая кожа, показался сегодня таким тяжелым. Как правило, Ричарду не хватало терпения, пока его разоблачат, но теперь позволил парням все делать самим, и не пошевелился, когда они стаскивали стеганую фуфайку, поддеваемую под кольчугу. Ноги у него уже были свободны, потому как после бани он не натянул снова кольчужные штаны. Передавая оруженосцам меч в ножнах, король дал излишние указания счистить кровь с клинка. В этот миг распахнулась дверь и в комнату влетела его жена. Раскрасневшаяся и запыхавшаяся, Беренгария принялась извиняться за свое отсутствие во время его прибытия, но замолкла, поняв, что он не слушает.

Сквайры, знавшие своего господина лучше, чем Беренгария, ретировались с такой поспешностью, что забыли захватить для чистки его кольчугу. Разыскав полотенце, Ричард сел на кровать и стал вытирать поредевшие волосы, еще влажные после купания. Наваррка робко потопталась рядом, наконец спросила, не голоден ли он. И замерла, когда король вдруг вскинулся и заявил, что удивлен, не слыша от нее призыва принести покаяние за такое множество грехов.

— А с какой стати мне это делать?

— С какой стати? — фыркнул он, испытывая удовольствие от того, что нашел мишень для своего гнева. — Я знаю, что ты считаешь мой сегодняшний поступок чудовищным. Имей смелость хотя бы признаться в этом!

— Так ты у нас ясновидящий, способный читать мысли? — огрызнулась наваррка в ответ, и Ричард оторопел, потому как никогда раньше не видел ее вышедшей из себя. — Не знаю, почему ты ищешь ссоры со мной, но определенно нечестно обвинять меня в чем-то, чего я никогда не говорила и о чем даже не мыслила!

— Так что же хочешь ты тогда сказать? — с сомнением осведомился король. — Что гордишься сегодняшней моей работой?

— Нет, я не горжусь тобой и не хвалю за то, что ты называешь своей «сегодняшней работой». Не больше, чем ты сам. Но мне даже в голову не пришло винить тебя, ибо с какой стати стану я вмешиваться в военные дела? Ты знаешь войну, я нет. И если ты говоришь, что так было надо, этого для меня довольно.

— Так было надо. И я не корю себя, потому как иного выхода не видел.

— Тогда нет смысла сожалеть, — тихо промолвила Беренгария.

Ричард ухватил ее за запястье и притянул к себе. Восприняв этот жест как самое большее, на что