Гаспар-гаучо. Затерявшаяся гора - Томас Майн Рид
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ничто нам не помешает ехать и дальше прямым путем, – заявил парагваец.
– Браво, Чиприано. Видно, ты знаешь пампасы лучше меня. Я не ревную: наоборот, горжусь, что ученик превзошел учителя.
Людвиг молча дивился словам двоюродного брата и радости гаучо.
– Вот что, друзья, – обернулся к ним Чиприано. – Двое, разъехавшись, остановятся, а третий, мысленно продолжив соединяющую их линию, поедет вперед. Время от времени повторяя этот маневр, мы сохраним однажды выбранное направление, тем более что благодаря соли отпечатки копыт видны издалека.
– Ты гений, Чиприано! – воскликнул Людвиг.
Не теряя минуты, Людвига выслали вперед; вторым тронулся Гаспар, а последним – Чиприано, выверяя на глаз прямизну пути.
На всякого незнакомого с положением вещей трое следопытов, гуськом продвигавшихся по салитралю с неравной скоростью, произвели бы странное впечатление. Казалось, что передний всадник спасается галопом от второго, а последний безнадежно отстает, понукая упрямую лошадь. Впечатление усиливалось тем, что Людвиг скакал молча, а Гаспар и Чиприано криком заказывали ему направление.
Вдруг Людвиг круто забрал влево.
– Правей! – заволновался Чиприано.
– Правей! – поддержал его удивленный Гаспар.
Людвиг, не обращая внимания на окрики, забирал левее.
Может, лошадь понесла, и он не в силах ее сдержать? Или ему стало дурно от продолжающегося действия электрических угрей? Гаспар и Чиприано терялись в догадках. Людвиг, проскакав еще триста ярдов, сорвал с головы шляпу и взмахнул ею, что-то возбужденно выкрикивая.
– Бедняга, – пробормотал Гаспар, – он не выдержал потрясенья и свихнулся! Каррамба! Еще один Гальбергер погиб. Лучше б ему умереть…
То же самое думал и Чиприано: брат его внезапно помешался.
Пришпорили коней, нагоняя злополучного юношу, но Людвиг надел шляпу, придержал коня и остановился, опустив голову. Что он предпримет?
Гаспар и Чиприано, подъехав ближе, сами чуть не обезумели – от радости… Впереди пролегала широкая тропа, вся изрытая белыми отпечатками копыт.
– Сюда, лентяи! – кричал им Людвиг. – Я сделал замечательное открытие.
Следы копыт, терявшихся вдали, принадлежали, вероятно, индейской кавалькаде.
Гаспар и Чиприано не смели высказать догадки вслух, но гаучо не выдержал:
– Браво! И ты, Людвиг, меня превзошел, да еще как! Теперь мы напали на верный след, и никакого солнца нам не понадобится до конца путешествия.
– А закончится оно, – добавил Чиприано, – в становище индейцев-тобасов, в палатке проклятого Агвары. О, как хотел бы я быть уже там!
– Терпение, друг мой, – посоветовал Гаспар. – Агвара не уйдет от тебя; мне почему-то кажется, что нам осталось немного пути. Дадим лошадям отдохнуть, а заодно посмотрим следы.
Все трое спешились и принялись изучать тропу. Она была истоптана лошадьми и людьми и вела на запад. Как попали сюда индейцы? До места остановки Людвига ничто не указывало на посещение салитраля такой массой народа.
– Краснокожие явились сюда как раз к началу торменты, – торжествующе сказал Гаспар, – она застигла их врасплох; здесь они отлеживались, пережидая бурю; вот следы тел. Теперь мы знаем в точности, сколько времени они провели здесь – от той минуты, когда мы проникли в пещеру и занялись тигром, до того как выбрались на свет. Видите, дорогу смочил дождик уже после ухода индейцев… Значит, они тронулись в путь, как только буря затихла. Итак, вперед. За ними!
Следопыты вскочили на коней и помчались бок о бок по индейской тропе.
Все трое спешились и принялись изучать тропу
Все затруднения рассеялись. Путь лежал, как на ладони, блестя кристалликами соли, вырытыми из-под грязи и тины копытами индейских лошадей.
Индейцы ехали врассыпную: сбоку и сзади поверх других следов отпечатались следы копыт отставших лошадей. Гаспар вывел отсюда, что похитители почувствовали себя за чертой салитраля в безопасности: ведь индейцы Чако соблюдают в путешествии боевой порядок при малейшем намеке на близость врага. Возможно также, что после торменты наши путники стали более беспечными.
Как бы то ни было, но, окрыленные надеждой и отдохнувшие, они бодро поскакали вперед.
Вдруг Чиприано встрепенулся. Не в пример другим, смотревшим жадно вперед, он ехал с опущенной головой, ища на земле следы пони Франчески. Следы маленьких копыт легко было отличить среди прочих следов. Что-то блеснуло на дороге. Чиприано всмотрелся и увидал нитку жемчуга.
– Жемчуг Франчески!
Подоспел на крик Людвиг.
– Ожерелье сестры! – воскликнул он.
Чиприано нагнулся с седла и поднял драгоценную нитку. Жемчуг был цел, Франческо потеряла его потому, что раскрылся замочек. Вокруг ничто не говорило о насилии или падении. Копытца пони мирно отпечатывались на солончаковой почве.
Чиприано вскочил на коня. Тронулись дальше, ободренные находкой. Она казалась хорошим предзнаменованием.
На горизонте маячили высокие деревья с веерообразными верхушками. То были пальмы.
Солнце садилось.
Пальмы указывали на то, что салитраль подходит к концу; вдали зеленела свежая трава; тормента здесь не бушевала.
Выбравшись на твердую почву, остановились оглянуться на пройденный путь.
– Откуда ты взял, что нам недолго ехать? – спросил парагваец, припомнив восклицание Гаспара в минуту обнаружения индейских следов. – Какие были у тебя основания?
– Я слышал, как старый кацик Нарагвана рассказывал о месте погребения тобасов. Странно, что я не вспомнил об этом раньше; переутомился, и ослабела голова. Нарагвана говорил также, что где-то здесь расположено становище, куда индейцы приходят, почувствовав приближение смерти; есть в нем, конечно, постоянные жители. По словам Нарагваны, «город» этот лежит по ту сторону салитраля, и я уверен, что краснокожие едут сейчас туда. Старик рассказывал еще о холме над городом, похожем на миску, поставленную вверх дном. Лишь бы нам увидеть этот холм.
– Каррамба, да вот он! – воскликнул Гаспар, сощурившись и прикрыв глаза ладонью.
В нескольких милях смутно обрисовывалась возвышенность с плоской, как стол, вершиной.
– Едем прямо к холму, – предложил Гаспар.
В эту минуту закатное солнце выглянуло из-за туч.
– Можешь и не светить: опоздало, – усмехнулся гаучо, – очень благодарны, но в услугах твоих не нуждаемся. Лучше бы вовсе не показывалось.