Разведи меня, если сможешь - Ника Ёрш

— Ты, значит, защитил преступника и счастлив? — выдала я, стоило официанту отойти.

— Я защитил человека, не сделавшего ничего криминального, — возразил он.

— Тогда и мой муж не сделал ничего криминального, — меня распирало от злости.

— Милая, не стоит мешать мух с котлетами. Поук методично навязывал тебе свою волю, восемь лет насилуя мозг, почти лишил тебя дара и совершенно не каялся в содеянном. Скажу больше, он наверняка рассчитывал, что ты просто умрешь однажды.

— В каком смысле?

— Ну, его не было бы рядом, и ты начала бы вспоминать. Рано или поздно. Кровоизлияние в мозг — отличная штука. Ты умерла бы, не поняв, что пошло не так, и даже некромант, подняв тело и вызвав душу на допрос, не нашел бы подвоха. Хотя до некроманта дело и не дошло бы. Просто нервы, развод и смерть. Так бывает, увы.

— Он не может быть настолько чудовищем.

— Может. Но мы говорили о моем клиенте, Хапински. Ты сравнила его со своим чудо-мужем. А это в корне неправильно. Дорэн никогда не берет что-то против воли. Другое дело, что он может немного помочь тебе принять собственные желания и не стыдиться их.

— Это отвратительно. Он внушает женщине желание, и она изменяет мужу или…

— Бред. Его сила не настолько велика, чтобы навязать что-то. Но так уж устроены инкубы, что чувствуют за милю неудовлетворенные желания. Понимаешь? Вот, например, ты…

— Заткнись! — зашипела я, оглядываясь по сторонам и впервые задумываясь о том, чтобы нас никто не слышал.

Адам усмехнулся, откинулся на спинку стула и, пожав плечами, согласился:

— Больше ни слова.

Я выдержала в тишине не больше десяти минут. Эта сволочь говорил за это время с официантом, с проходившей мимо девушкой, неудачно уравнивающей прямо рядом с ним сумочку и даже с собственным стейком. Только не со мной.

— Хорошо! — отложив вилку и нож, я закатила глаза. — Рассказывай дальше. Вот почувствовал он, что женщина жаждет… ну…

— Секса.

— Да-да… И что?

— И тут природа берет свое, — довольно отозвался Боннер. — Организм начинает выработку феромонов, а тело небольшое преображение.

— Так это правда? Они еще и меняться могут? Как оборотни?

— Лишь слегка. То есть вот Хапински не сможет стать крупным качком с голубыми глазами. Но, если нужно, он помолодеет на время, сменит цвет волос и даже черты лица. Слегка, но все же… Все для дамы, как говорится.

— А потом?

— Потом он уходит, простившись навсегда. Забеременеть от него невозможно, потому что — это тебе понравится — они могут зачать детей только по любви. Романтика, а?

— Тогда чем же он так не угодил той девушке, что раздула скандал в новостях?

— Как раз тем, что ушел, — хохотнул Боннер. — А она смогла потянуть за нужные ниточки. Пыталась вернуть и заставить быть с ней на веки вечные. Инкубы потрясающие любовники, Кэтрин.

— Тебе-то откуда знать? — ехидно уточнила я.

Адам даже не подумал оправдываться, загадочно улыбнувшись, он чуть пригнулся и шепнул:

— Среди них, как ты говорила сама, есть и женщины, дорогая. Суккубы.

— Фу-у, — я поджала губы, раздула ноздри и замахала руками. — Эти подробности оставь при себе.

Некромант засмеялся.

Откинув голову, чуть прикрыв глаза и качая головой. Тихо, но неожиданно заразительно. А я так и замерла, не в силах отвести взгляда с глупой улыбкой, расползающейся по моим губам в ответ.

— Я не буду рассказывать, — проговорил Адам спустя пару секунд, — но покажу тебе их. На юге. Если захочешь.

— Ты там с ними… познакомился?

— Нет, — он снова стал серьезным и подал знак официанту. — Пора закругляться. Завтра тяжелый день, и я хочу как следует отдохнуть. К слову, у меня кое-что есть для тебя. Провел небольшой ритуал, пока ты работала с сахили.

— Для меня? — сказать, что я удивилась — не сказать ничего.

— Угу. В моем номере.

— Если это что-то из твоего бара, а ритуал заключался в распитии начатого нами коньяка, то я пас.

— Идея весьма неплохая, запомню. — Боннер прикоснулся часами к диспод-счету, принесенному официантом. — Но ты снова ошиблась, Кэтрин. Идем, пока я сытый и добрый.

Мы почти дошли до номера, постоянно соревнуясь в остроумии и стремясь задеть друг друга словом, когда я замедлила шаг, из-за чего немного отстала от спутника. Заболела голова. Это была не совсем обычная боль, а пульсирующая, нарастающая и медленно расползающаяся от висков к темечку.

Адам, едва ли не бегущий впереди, что-то спросил, и я хотела сказать, что не услышала его, когда меня толкнули в плечо. Незнакомец-нахал прошел мимо, даже не думая извиняться за поведение. Я резко обернулась, чтобы высказать вслед свое недовольство, но замерла.

Обоняние уловило некий запах: знакомый и в то же время давно ставший чужим. И тут же мозг, пользуясь этой миниатюрной подсказкой со стороны, услужливо визуализировал картинку. Молодой человек с длинными светлыми волосами стоял ко мне спиной, пропуская чип-ключ между пальцев — от безымянного к мизинцу и назад. Пахло от него почему-то апельсинами и корицей, а рядом с ногами стоял чемоданчик на подобии моего, но другого цвета и с иной гравировкой. Такие получали маги-техники сразу после выпускных экзаменов. Блондин говорил с кем-то, и его голос будоражил, рождая внутри нечто давно забытое.

Как же его имя?

При попытке вспомнить в голове зазвенело.

Схватившись за виски, я застонала.

В следующий миг к носу прижалось горлышко с открытым пузырьком, в котором плескалась отвратительно пахнущая жидкость. От начавшегося следом кашля я даже прослезилась.

— Лучше? — спросил Адам, деловито закупоривая нашатырный спирт и убирая его в совершенно плоский внутренний карман пиджака. Явно пространство там было расширено за счет магии. Даже думать не хотелось, что еще Боннер носил с собой таким образом.

— Хуже, — словно немощная, пропищала я, протягивая к нему руку и опираясь на плечо. — Сейчас упаду.

— Сшибает с ног сила моего обаяния или снова вспомнить прошлое решила? — Боннер подхватил меня за талию и повел в прежнем направлении.

— Не знаю. Не уверена.

— Значит, обаяние, — уверенно заявил адвокат.

— Нет, я не уверена, что сама решила вспомнить, — сказала и снова закашлялась. — Меня кто-то толкнул, и я почувствовала запах. Из прошлого. Мне кажется, также пах кто-то, кто был мне дорог тогда, много лет назад.

Боннер бросил взгляд куда-то в сторону, и мне вдруг показалось, что он принюхивается. Даже решила, что издевается над моими словами таким образом, но в следующий миг он прибавил шаг, и теперь я практически бежала, увлекаемая им вперед.