Не уверен - не умирай! Записки нейрохирурга - Павел Рудич

– Остынь! Говорю же тебе: я Светкину Варю с раннего детства знаю. Она черная как ведьма и смотрит нехорошо… А эта – принцесса беленькая! На горошинке к нам прикатила, наверное!

– Не, я видел! На «матисе» приехала. Красном. Такие папики своим девочкам дарят. Может быть, это родственница профессора Сидорова с госпитальной хирургии?

– Тогда она может быть только его женой! Он на всех своих новых ассистентках и аспирантках женится… Хотя – нет! Я неделю назад был на его семидесятилетнем юбилее. И он был там со своей последней женой! Совсем другое лицо и коленки! Сидоров подпил и все толкал тост за свою жену: «Моя Фира – как Ависага, возвращает мне молодость!» Одно слово – Соломон!

– Есть еще Вячик Сидоров в городской травме. И у нашего главного секретарша – Яна Сергеевна Сидорова! Может, это ее внучка? Короче, Сидоровых в нашей медицине – навалом! Что-то мы с вами сплетни развели, уважаемый П. К.! Ладно я, но вы-то – вечный борец со слухами и пересудами!

– Я не сплетничаю. Я высвечиваю язвы и пороки нашей кадровой политики. Только высвечиваю! Потому как, если, как это предлагают иные горячие головы, «жечь каленым железом» – врачей у нас не останется! Вот ты как у нас оказался? Напоминаю. Пришла к нашему главному, предварительно подготовив почву в облздравотделе, твоя мама – заслуженный и уважаемый всеми врач Берта Наумовна Липкина, и сказала, что сынуля ее с детства сны о нейрохирургии видит. (Жуткие кошмары тебя преследуют с детства, однако!)

О наших скрытых от посторонних глаз ставках она, конечно, знала. Как ей наш главный откажет?! Они к тому же еще в детсаду с Бертой на одном горшке сидели! Вот ты и нейрохирург! Хорошо, что повезло в этом случае и нам, и тебе: работаешь достойно. А как вон урологи с Валеркой и Светой мучаются! И сколько таких по больнице? Да все!

Я сам сюда по блату попал. Я был уже три года хирургом, а мой брат работал санитаром в этой вот нейрохирургии. Два года трубил, до армии. Поехал я в Питер на специализацию по абдоминальной хирургии. Моюсь в подвале Дома врача в похабном коллективном душе, а рядом брызгается, фырчит и отплевывается гигантский доктор. Присмотрелся – а это тогдашний завнейрохирургией Иван! Мне он не начальник, а земляк! Поздоровался, по имени-отчеству с ним, сказал, что я брат их санитара. Иван обрадовался. Домылись мы, выпили чаю… В самом деле – чаю, я тебе говорю! Иван в рот спиртного не брал.

Тут-то Иван и предложил мне перейти к нему в отделение и проспециализироваться, для начала, по нейротравме. А я, поверишь ли, еще в институте хотел стать нейрохирургом и оперировать больных с психическими заболеваниями! А когда перешел – мне год покоя не давали: всё пытались узнать, чей я протеже и как со мной себя надо вести. Рассказывал про брата-санитара – никто не верил.

Так что все мы здесь по блату – позвонковые, одногоршочные… Про тех, кто за хорошие деньги сюда попал, – это ты уже лучше меня знаешь. Когда сюда приходишь, никого не интересуют твои знания, умения. Только – чей ты протеже и сколько дал. Пойдем, посмотрим, что там девушка накропала, да и познакомимся.

Но прелестница-онколог уже ушла. В истории на трех листах детским почерком была записана вся подноготная больного от Адама и Евы. Но заканчивалась она стандартно: «Четвертая стадия, четвертая клиническая группа, неоперабельно, инкурабельно, в лечении у онколога – не нуждается».

Пьяный травматик орет в приемном покое: «Отпустите! Килограмм денег дам!» С больным доставили тубус, в каком студенты носят чертежи. Тубус плотно набит скомканными купюрами.

Главное в нейрохирургии – это умение останавливать кровотечение.

Там, внутри головы, невозможно использовать обычные хирургические приемы гемостаза – наложить зажим, перевязать сосуд и т. д. Так что лучший способ остановить кровотечение из сосудов мозга – это вообще не допускать его. А то борешься с ним, борешься, пихаешь во все дырки пластинки тахокомба ценою в 300 долларов штука – и вот (о, чудо!) кровотечение останавливается! Но не успеешь этому обрадоваться, как анестезиолог сообщает:

– Давление у больного – по нолям!

Поэтому и не кровит – у трупа кровотечения не бывает.

Теперь, когда у нас есть томографы, мы еще до операции хорошо представляем локализацию опухоли мозга, ее соотношение с крупными сосудами, кровоснабжение опухоли. Это позволяет избегать кровотечения.

Но бывает и так, что на томограммах мы видим плотную опухоль, прорастающую сквозь крупные артерии и венозные коллекторы. Значит, будет кровить, и надо заранее запастись кровью для переливания ее во время операции. И вот мы планируем доступ к опухоли, методы ее удаления, заказываем кровь на станции переливания. Побольше заказываем! Назначаем ответственного за переливание крови, назначаем день операции…

И этот больной оказывается свидетелем Иеговы! А они себе кровь переливать не разрешают! Как-то поступил к нам по дежурству с головою всмятку их видный член. Всю ночь его оперировали и полведра крови перелили. Член умер. Так эти иеговы на нас в суд подали! Мол, умер их единоверец от переливания не той крови. И вообще, говорят, – у члена в нагрудном кармане была печатная бумага со строгим наказом: «Кровь мне – ни-ни!»

* * *

Вот и сейчас передо мной сидит хорошо одетая, холеная женщина, похожая на манекенщицу из доисторического журнала «Rigas Modes», – румяная, во рту зубов, как в кукурузном початке – зерен, и все наружу: постоянно улыбается. Как крокодил, честное слово! В местном сонмище свидетелей Иеговы она – большой начальник. Рассекает по городу на навороченном «хаммере». На автостоянку у больницы охрана пропускает ее безоговорочно. Владеет сетью аптек.

Не раз уже так вот она приходила к нам в отделение утешать попавших к нам иеговистов и следила, чтобы мы не вздумали перелить им из засады кровь. Настойчиво втюхивает нам под это дело искусственную «голубую кровь» – перфторан. Бизнес свой аптечный она так двигает, как я понимаю.

Едва усевшись напротив меня, эта фанатка лакированная сразу пошла в атаку:

– Христа не на кресте распяли, а на столбе!

– Успокойте меня, пожалуйста, – его все-таки распяли?

– Это я к тому говорю, что вы носите крестик, а это – ложно.

– Что же мне теперь на груди кол осиновый носить?! Пожалуйста, давайте ближе к телу.

– Я пришла узнать, как здоровье Колычевой Даши. Это дочь моих хороших знакомых….

– Вы бы попробовали спросить об этом родителей девочки. Что посчитают нужным, они вам сообщат. Мы же сведений о больных посторонним – не сообщаем.

Дама снисходительно улыбается:

– У них не может быть тайн от меня! Видите ли, они, как и я, являются свидетелями Иеговы, а я….

– Вы свидетели обвинения или защиты по делу этого персонажа?

– Не надо так шутить! Вы плохо разговариваете с людьми!