Не зови меня больше в Рим - Алисия Хименес Бартлетт

– Знаете, после ляпа с Парфеноном я стал во всем сомневаться.

– Не горюйте, в Италии столько всяких памятников, что наверняка где-нибудь стоит и какой-нибудь свой Парфенон.

Комиссар Коронас рвался в бой. Он выслушал наш отчет с невозмутимым лицом и впился взглядом в экран компьютера, перечисляя при этом, словно бы для себя самого, те шаги, которые следует предпринять:

– Да, надо связаться с судьей Хуаном Муро, пусть выяснит, кому из римских судей придется взять на себя это дело. Затем я переговорю с римской полицией – чтобы порылись в своих архивах: нет ли там чего на этого типа. Затем оформим нужные бумаги для ведения работы по вашему делу за границей.

– Какие еще бумаги? – спросил мой помощник, которого на сей раз подвело знание разного рода бюрократических тонкостей.

– Вас прикрепят к одному из римских полицейских участков, а там выделят в помощь двух сотрудников соответствующего вашему звания. Они будут постоянно работать вместе с вами, постоянно. Это значит, что без них вам нельзя будет ступить ни шагу, понятно? И чтобы не было никаких историй! Да, еще одна вещь, очень важная: оружие вы носить при себе не имеете права.

– А они?

– Они, разумеется, будут вооружены.

– Ну вот! – пробурчал Гарсон, вроде как слабо протестуя. Потом задал нелепый вопрос: – Это значит, что мы поедем в Рим?

Коронас глянул на него с раздражением:

– Получается, что поедете. А я все мечтал, чтобы это дело обошлось без лишних расходов! Теперь вы вдвоем ко всем чертям разнесете весь мой бюджет. Но учтите, полетите самой дешевой авиакомпанией, поселитесь в средненьком отеле и будете ежедневно – и самым подробным образом – отчитываться обо всех расходах. А теперь, пока я буду готовить для вас итальянскую почву, езжайте домой, отдохните и сообщите родственникам, что некоторое время будете отсутствовать – уедете по служебной надобности. Позднее я вам позвоню.

– А если итальянские полицейские не найдут ничего про Катанью в своих архивах, мы все равно поедем? – внезапно спросил мой товарищ.

– Все равно поедете! – рыкнул на него Коронас, начиная выходить из себя.

Гарсон покинул кабинет с видом нокаутированного боксера, он шагал молча, целиком погрузившись в себя. Мое состояние было не многим лучше. Хотя, надо заметить, причины для переживаний были у нас разные: я раздумывала о ходе дела, а Гарсон – о путешествии. Я поняла это сразу, как только он заговорил:

– Для меня такой поворот – полная неожиданность.

– Да, искать человека в незнакомом месте – и в самом деле нелегкая задача.

– А ведь Беатрис совсем недавно сказала мне, что в этом году, в мой отпуск, мы поедем в Италию. То, что я в мои годы там еще не был, кажется ей невероятным. Надеюсь, она не обидится, что я поеду сейчас без нее.

– А потом поедете вместе. Не думаю, что у нас будет много времени для туристических развлечений.

– А вы уже были в Италии, Петра?

– Была несколько раз.

– С разными мужьями?

– Послать бы вас куда подальше, Фермин! Вы так спрашиваете, будто я какая-нибудь Элизабет Тейлор!

– А с Маркосом были?

– Один раз довелось, но поездка получилась очень короткой. А вы, Гарсон, сколько раз ездили за границу?

– Я-то? Если честно, совсем мало. Кроме Москвы, где мы с вами побывали в командировке, один раз был в Лурде – с моей первой женой; она ведь, как вы знаете, была очень набожной. С Беатрис мы ездили в Бордо, в Лондон, а прошлым летом – в Эшторил. А в Италию – никогда!

– Не беспокойтесь, ваша супруга прекрасно поймет, что это связано со служебными делами.

Зато Маркос понять мои объяснения про служебные дела не пожелал. Он вошел в спальню как раз тогда, когда я собирала чемодан, и по каменному выражению его лица я без труда догадалась, что за этим последует.

– Опять в Ронду?

– Нет, теперь в Италию.

– Что? – вскрикнул он так, словно его оскорбили.

Я попыталась в общих чертах втолковать ему цель своей поездки, но это не помогло. Он сказал:

– Послушай, мне это надоело! Понимаешь, надоело! Меня просто бесит, что ты уезжаешь именно сейчас и вот так – неожиданно, не предупредив заранее.

– Я тут ничего не могу поделать, Маркос! Это приказ комиссара. Кроме того, я не понимаю, почему именно сейчас мне нельзя уезжать?

– Петра, в супружеской жизни бывают хорошие и плохие периоды. Так вот, я искренне считаю, что сейчас мы с тобой переживаем период плохой. Ничего такого особенного, разумеется, – беда лишь в том, что нам маловато доводится быть вместе. Ты занята своими делами, я – своими… Из-за этого иногда возникает недопонимание… Поэтому хорошо было бы устроить себе отдых, побыть подольше вместе, поговорить, обсудить, не происходит ли с нами чего-то непредвиденного…

Меня накрыло волной возмущения, так что я чуть не задохнулась:

– И ты мне говоришь это, когда я, считай, одной ногой уже на борту самолета и ничего не могу изменить! Ты что, хочешь, чтобы я уехала выбитая из колеи и мучилась разными переживаниями все то время, что проведу за границей?

– А когда, мать твою за ноги, я должен тебе это говорить, если мы встречаемся только на бегу?

– Значит, это я виновата, что мы встречаемся только на бегу? Конечно! Я должна сидеть целый день дома и ждать: вдруг тебе заблагорассудится заглянуть сюда. Или ты хочешь, чтобы я сидела на полу у твоих ног, пока ты работаешь у себя в мастерской?

В глазах его я прочла злобу. Он был очень серьезен. Но сумел справиться с гневом и двинулся к двери:

– Счастливого пути! Звони.

И медленно, почти бесшумно вышел.

Я человек на язык не сдержанный, люблю подпустить крепкое словцо – да и все мы в полиции такие. И нецензурные слова для меня – все равно что междометия, они не несут оскорбительного смысла. А вот от Маркоса ничего такого никогда не услышишь. Поэтому то, что он произнес “мать твою за ноги”, показалось мне самым важным из всего случившегося. Я заметила, что держу в руке одну туфлю, которую собиралась сунуть в чемодан, и со всей силы швырнула ее об стену. Я была в полной растерянности, потому что в голове у меня теснились самые разные чувства, и каждое старалось отпихнуть прочие и занять главное место. С одной стороны, меня охватила безрассудная злость из-за того, что я ощущала себя жертвой несправедливости. Момент был слишком не подходящий для того, чтобы муж бросал мне в лицо какие-либо упреки, обвиняя в недостатке любви или в чем-то еще. А позволил он себе такое исключительно потому, что в нем подняли голову мачистские предрассудки: как это, мол, она живет по своему усмотрению? С другой стороны, мне стало грустно. Интересно знать: ну а пары, которые прожили вместе тридцать или, скажем, сорок лет? Как им удается держать себя в руках и не изрыгать пламя изо рта буквально по любому поводу? И зачем мы с Маркосом вдруг затеяли эту ссору, хотя теоретически все в данной ситуации просто и очевидно? И наконец, присутствовало и еще чисто практическое соображение: после нашей абсурдной перепалки я несколько дней буду чувствовать себя не в своей тарелке, а это может повлиять на ход расследования. Буря самых мрачных чувств, обрушившихся на меня, заставила принять решение: я отыскала вторую туфлю и со всей силы метнула ее – на сей раз угодив в шкаф. И мне сразу стало гораздо легче. Как и следовало ожидать, в полицейских архивах Италии сведения о Рокко Катанье имелись. Правда, довольно скромные, ничего особенного. Пять лет назад он был арестован во время кражи в магазине электробытовой техники – вместе с подельниками, тоже птицами невысокого полета. Срок ему дали небольшой – с учетом того, что прежде никаких серьезных грехов за ним не водилось. Возраст – сорок лет, римский адрес тоже известен.