Повесть о настоящем пацане - Кондратий Жмуриков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лелик и Валик посмотрели друг на друга и подумали, что в сказанном, возможно, и есть какой-то смысл. Они засели за стол, запасясь различным пищевым мусором и стали обсуждать свои дальнейшие шаги.
За этим занятием их и застали наемники, которые, не долго думая, поехали прямиком в самую известную закусочную страны. Они встали в дверях и хмуро обвели глазами многочисленных присутствующих, разыскивая нужных им тинейджеров. Одна половина присутствующих, состоящая в основном из провинциалов в меховых шапках, отпала сразу же. Вторая половина, менее многочисленная, повергла напарников в отчаянье: для них она вся была на одно лицо.
– Вон, смотри, вроде они.
– Не, не они. У наших волосы другого цвета. Эти синие все какие-то.
– Ну, не знаю. Давай фотографию смотреть.
Вытащив фотографию счастливого семейства, бандиты стали тщательно сверять физиономии присутствующих с милыми лицами, изображенными на фотографии.
В этот момент Лелик, который сидел лицом ко входу, заметил странную парочку и спросил у Валика:
– Я не понимаю, как в Москву пускают подобных уродов. И что характерно – они сюда и едут-то за тем, чтобы в макдональдсе пообедать!
Валентин обернулся, заранее изобразив на лице крайнее презрение и тут же сполз на пол и сдернул Лелика за карман со стула.
– Ты чего? – возмутился тот, пытаясь снова занять положение, более подходящее для данной ситуации.
– Не дергайся! – прошипел Валик, осторожно выглядывая из-за стула. – Видел тех двоих на входе?
– Ну.
– Ну! Они же явно кого-то искали. И фотография у них в руках была, видел? Все, это точно за мной… Вот блин! Че ж теперь будет? – несчастный Валик забился под самый стол и зажмурил глаза, ощущая себя не меньше, чем Сарой Конор из допотопного боевика, виденного в детстве.
Лелик тоже замер, перестав жевать и глядя на друга совиными глазами.
– А если они начнут стрелять? Сколько народу грохну – ужас!
– Фигня – народ. Нам с тобой уж по-любому крышка, – запричитал Валик и стал куда-то ползти.
– Ты куда?
– Надо отсюда выбираться, – путаясь в чьих-то ногах пробормотал Валик. – Через черный ход. Быстрее!
Они заработали локтями и коленками, порождая визги и всеобщую суету. Миновав потрясенного происходящим менеджера, они проникли на кухню, где через них, теряя гамбургеры и сыпля «большой картошкой» стали падать несчастные работники общепита. Проползая мимо раздаточного окна, Валик кинул взгляд наверх и к своему ужасу увидел рыжую физиономию одного из громил. Валентин, не вынеся этого зрелища, заорал благим матом, вскочил на ноги и побежал. Он бежал, не обращая внимания на растущие позади него кучи поверженных тел, разбитых тарелок и раздавленной еды. Он слышал только тяжелый топот позади и готов был выпрыгнуть из штанов, только бы побыстрее выбежать куда-нибудь на улицу. Шаги не утихали и громыхали все ближе и ближе. В конце концов, слабый Валин организм не выдержал и сдался. Парень обернулся и проорал прямо в лицо своему преследователю:
– Да на, подавись своими ключами!
* * *
Дело было швах – это стало очевидно сразу после того, как Женя выяснила у местных жителей, что ее спутник покинул деревню рано утром и скрылся в северо-восточном направлении. Полдня шел снег и на наличие следов было нечего надеяться.
Женя постояла на крылечке, соображая, во сколько ей станетдальнейшее путешествие и что будет, если она немедленно вернется домой. Сперва она оценила свою амуницию и решила, что ее явно недостаточно, чтобы не умереть где-то в бескрайних снегах. После этого она вспомнила родной дом, идиотичную маму и мужеподобную гувернантку и решительно шагнула с крыльца.
Она сразу же ушла в снег по пояс и не смогла даже пошевелиться. Она поняла, что ее бесславная жизнь здесь и закончится, и стала мысленно прощаться со своей бездарно прошедшей молодостью. На крыльцо вышел конопатый подросток, широко ухмыльнулся и сказал:
– Ты, это, лыжи бы взяла.
– А я не умею, – созналась Женя.
– А че там уметь, – пожал плечами подросток. – Вставай да едь.
Не прошло и получаса, как при активном участии чуть ли не всей молодежи этой деревни, Женю торжественно вывезли на коротких охотничьих лыжах за околицу и, со свистом и гоготом спустили с горки. Женя с горки съехала, однако в конце ее нервы не выдержали и она плавно опрокинулась в снег. Подняться на ноги не было и надежды, а потому Женя даже и дергаться не стала: просто спокойно лежала и строго смотрела в небо. Через минуту небо закрылось той же самой сияющей конопатой физиономией, которая сказала:
– Ну, и чего развалилась, как диван? Поднимайся уже.
Парнишка протянул ей руку.
– Не трогай меня! – психанула Женя. – Я сама!
Она побарахталась в снегу, как майский жук, путаясь в ногах и лыжах, и, все-таки, она это сделала. Торжественно опираясь на палки и качаясь, как подстреленный страус, Евгения встала на лыжи и победоносно посмотрела на своего нового провинциального знакомого. Потом она изящно оттолкнулась и, размахивая палками в разные стороны, поковыляла прочь.
– Эй, городская! – понеслось ей вслед.
Женя не сочла достойным оборачиваться. Тогда твердый снежок долбанулся о ее голову, рассыпав белые искры в разные стороны. Женя со злости чуть не кувыркнулась, посмотрела через плечо на по-прежнему хихикающего обормота и погрозила ему кулаком. Того это рассмешило еще больше.
– Куда ты идти-то собираешься? Твой друг уехал во-он туда.
– А что там? – уже более снисходительным тоном спросила Евгения.
– Павловский монастырь, – сообщил веснушчатый подросток, махнул Жене варежкой и поскакал вверх по склону.
Кое-как справляясь с лыжами и с каждым метром становясь все более облепленной снегом и злее, Женя отправилась в указанном направлении, проклиная на чем свет стоит русскую зиму и свою нездоровую тягу к приключениям.
– Опять эти двое? – спросил усталый следователь.
– Ну…
– Они позвонить не просятся?
– Нет.
– Странно. А ты предлагал?
– Много раз.
– И чего?
– Ничего.
– Машину куда дели?
– Отогнали на стоянку, до востребования, как хозяйка просила.
– Обыскивали?
– Хозяйку?
– Машину.
– Нет.
– Ну, и ладно.
Между тем, те самые несчастливые двое, сидели на нарах и вздыхали. Их посетил семейный адвокат и сообщил им, что Папа их судьбой совершенно не интересуется: ему все равно, что будет в конце концов с его непутевыми отпрысками, у него других навалом.