Рыжики для чернобурки - Яна Тарьянова

отпускной вояж по родному воеводству — летом, в Лисогорске, возле «Зеркальных». Вероятно, знаменитая двойная статуя Камула и Хлебодарной, накрытая витражным куполом, одарила огненную пару нитью привязанности. Оставшееся время отпуска Адель провела вместе с Артуром, осматривая мозаики в Чернотропе.

О помолвке они не объявляли. Адель отбыла в училище, а через три месяца была отчислена в связи с утратой доверия. Командование выбрало пункт закона «д-1», выставив причиной отчисления «непринятие военнослужащим мер по предотвращению и (или) урегулированию конфликта интересов, стороной которого он является». В деле имелась пометка — Адель задержали при передаче методических материалов по обучению снайперскому делу курьеру из Чернотропа. И она, и курьер избежали суда — командир предпочел замазать грешок, чтобы не портить репутацию училища.

После отчисления Адель уехала в Чернотроп, где сочеталась браком с Артуром О’Хэйси и взяла его фамилию. Зиму молодожены провели в городе, снимая квартиру, а поздней весной переехали на семейную ферму, под крыло Морана, отбывавшего домашний арест. Сведения о годах жизни Адели до суда, приговорившего её к пятнадцатилетнему заключению, были крайне отрывочны. Судя по косвенным данным, она активно применяла полученные в военном училище знания — участвовала в операциях против правительственных войск в качестве снайпера.

Адель была арестована во время атаки на газохранилище. Снайперы страховали террористов-подрывников, размещавших взрывные устройства возле патрубков газгольдера, и, при отступлении, наткнулись на группу быстрого реагирования. Адели, если так можно выразиться, не повезло — информацию о готовящемся взрыве кто-то слил. После череды экспертиз, выявивших отпечатки пальцев Адели на одной из изъятых винтовок и сопоставления пуль, суд признал её виновной в совершении серии преступлений с террористическим умыслом, но не утвердил приговор о покушении на убийство правоохранителей и мирных граждан. Могли дать пожизненное, однако не удалось доказать, что из этой винтовки был застрелен или ранен кто-то из людей или оборотней — сопоставили только повреждения объектов типа инкассаторского вагона, армейского грузовика и автомобиля охраны одного из видных государственных деятелей.

Валериан наскоро перебрал в уме все военные операции, в которых принимал участие в последние годы, и пришел к выводу, что как минимум трижды мог попадать в поле зрения оптического прицела Адели. Минимум. А то и больше. Винтовка у неё наверняка была не одна. Пятнадцать лет для беременной лисицы и сроком-то не считались — недаром адвокат не стал опротестовывать приговор, добиваясь смягчения. Что говорил волк, которого Валериан замещает? «С тех пор, как закон о правах детей приняли, все лесные снайперши себе ребенка про запас рожают, прежде чем винтовку в руки брать». Пара амнистий по случаю праздника, и Адели снимут домашний арест до того, как Лютику исполнится четырнадцать.

«Могла ли она стрелять в меня возле тоннеля у Змеиной горы? Могла. Оставила Лютика под чьим-то присмотром, села за руль с винтовкой в багажнике, проехала три часа по лесным дорогам, отстрелялась и уехала, пока садились санитарные вертолеты. Могла стрелять не в меня, в кого-то другого. Не узнать, потому что не видела меня без шлема — шлем позже разлетелся, в голову выстрелили после коленей. Там, рядом с тоннелем, засел не один снайпер».

Он закрыл лицо руками, понимая, что встреч по разные стороны баррикад могло быть сколько угодно. Ему достался самый худший вариант. Адель перешла на сторону «лесных братьев» добровольно, сделав выбор между службой в армии и террористическими операциями. Дедом Лютика был покойный Моран «Ворон», устроивший серию терактов в Чернотропе, и избегнувший казни или пожизненного заключения благодаря лживым показаниям соратников. По иронии судьбы, одна из бомб — к счастью, никому не причинившая вреда — была взорвана рядом с кафе, куда он пригласил Адель сразу после знакомства.

— Крепко я влип, — проговорил он, захлопывая папку и пряча ее в сейф.

Минутная стрелка ускорила бег. И позавчера, и вчера, и сегодня с утра Валериан маялся, не зная, как дождаться вечера. Сейчас, когда настенные часы показывали начало пятого, времени начало катастрофически не хватать.

Он доехал до управления, трижды нарушив правила дорожного движения. Ворвался к командиру, преодолев сопротивление дежурного, выложил на стол ключи от сейфа и инспекторского кабинета, добавил служебное удостоверение и сказал:

— Я сейчас напишу заявление об увольнении.

— Седой, ты что, сдурел в оплачиваемом отпуске? Мухоморов на ярмарке напробовался?

— Прошу принять заявление, чтобы вам не пришлось увольнять меня по утрате доверия.

— Седой…

В кабинете повисло тяжелое молчание.

«Благословение Камула или Хлебодарной недоказуемо. Я не смогу предъявить листок с печатью из небесной канцелярии, подтверждающий, что это истинная связь».

— Какова причина? — спросил командир, справившись с эмоциями.

— По состоянию здоровья, — не моргнув глазом, соврал Валериан. — Сильные головокружения после контузии.

— И что ты будешь делать, если медкомиссия признает тебя годным?

— Уволюсь в связи с невыполнением мною условий контракта. Средства, затраченные на обучение, я уже отработал, выплачивать ничего не придется.

— Бери бумагу, пиши, — командир подвинул ему лист и ручку. — На словах объясняй реальную причину, иначе не завизирую.

Валериан старательно исписал лист, попутно сообщив о своей связи с Аделью, нежелании ее разрывать и намерении вступить в законный брак и усыновить Лютика.

— Усыновить. Внука Морана, — с утвердительной интонацией проговорил командир.

— Да, — Валериан улыбнулся, не контролируя себя. — Лютик славный. А Адель классная. В принципе, можно было бы и не заморачиваться. Если мы поженимся, меня тут же вышибут из УБЭТ. Но я не хочу доставлять вам неприятности.

— Я подпишу заявление, — внимательно посмотрев ему в лицо, сказал командир. — Сегодня будет готов приказ, что тебя отстранили до прохождения медкомиссии.

— Форму надо сдавать?

— Как-нибудь не обеднеет государство без твоей ношеной куртки. Нашивку отпори. И погонами в городе не сверкай.

— Так точно.

Валериан проследил, как командир подписывает заявление, встал и вышел, чувствуя неимоверное облегчение. Он прекрасно понимал, что в ответ на предложение руки, сердца и янтарно-кораллового браслета Адель может рассмеяться ему в лицо. Есть вероятность, что ему придется нарушать границы фермерских владений покойного Морана-«Ворона», подставляться под обвинение в неприкосновенности жилища, валяться в ногах, умоляя, чтобы его впустили и не прогоняли прочь.

«Заранее-то что страдать? Как будет, так и будет».

Он заехал домой. Кое-как срезал нашивку с рукава куртки, переворошил справочник по стрелковому оружию и убедился, что память ему не изменила. Первая салфетка-записка лежала между страниц. Буквы Адели были ровнее, перекладины выезжали влево. Кардамон с перцем писал наклонно, украшая вторые палочки «м» и «ц» загнутыми хвостиками. Валериан закрыл справочник, положил вторую записку в полку без стекла и поехал к стадиону, напоминая себе, что теперь не сможет избежать штрафа на нарушение