Че Гевара, который хотел перемен - Збигнев Войцеховский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Исследователи Мария Верлау и доктор Армандо Лаго зарегистрировали двадцать тысяч четыреста «внесудебных» убийств кубинцев при режиме Кастро и Че. Каждое утро кубинские школьники произносят кастровский аналог пионерской клятвы, который начинается и заканчивается словами «Мы будем как Че!». Джон Ли Андерсон пишет с явной гордостью, как его дочь послушно произносила клятву каждое утро, когда они жили на Кубе. Надо еще постараться, чтобы в своем обожании зайти так далеко…
«9 октября 1967 года первые слухи о предполагаемой гибели Эрнесто Че Гевары достигли Соединенных Штатов, – вспоминает журналист Джон Герасси, который преподавал в университете Сан-Франциско. – Ко мне подошла девятнадцатилетняя студентка. На груди у нее был значок «Занимайтесь любовью, а не войной». «Как вы думаете, это правда?» – со слезами на глазах спросила она».
Во всем мире молодые идеалисты лили слезы над человеком, который навязывал идею вечной войны и всеобщей воинской повинности для молодежи. «Для меня это было самым прекрасным зрелищем в мире, – писал Че о получении партии автоматов его партизанской колонной на Кубе в горах Сьерра. – Там, перед нашими жадными глазами, были орудия смерти!»
Восемнадцатилетний кубинец Эмилио Искьердо получил известие о смерти Че в тот же день, что и класс профессора Герасси. Но реакция Эмилио заметно отличалась от реакции «детей цветов» в Сан-Франциско. «Ах, как мне хотелось кричать от счастья! – вспоминает он сегодня в Майами. – Я был готов прыгать как безумный! Вопить от радости! Закатить вечеринку! Обнять человека, который сообщил мне эту новость!»
Но это было бы очень неразумно. Известие о смерти Че передал Эмилио вооруженный до зубов охранник. Эмилио, видите ли, в октябре 1967 года находился в лагере УМАП для «преступников» и «люмпенов». Эта уголовно-исполнительная система была детищем Че Гевары (героя студентов, которые не хотят «власти сверху»). В 1960 году лагерь находился в месте под названием Гуанахакабибес на крайнем западе Кубы.
Созданная Кастро и Че система «революционного правосудия» добилась больших успехов всего за один год. Подставные слушания без адвоката и с неграмотными бандитами в качестве судей обрекали обвиняемых – а это тысячи людей в 1959 году – на расстрел и тюрьму. «Мы посылаем в Гуанахакабибес людей, которые совершили преступления против революционной морали, – заявлял сам Че. – Это тяжелый труд… условия суровые…»
Так оно и было. Целью, проповедуемой в трудовых лагерях Че, была «реабилитация». Джон Ли Андерсон использует это слово в биографии Че без кавычек и, видимо, на полном серьезе. Пол Пот и Хо Ши Мин предпочитали термин «перевоспитание» для названия аналогичного процесса.
«Рабский труд и пытки» – такой термин употребляет Эмилио Искьердо и десятки тысяч людей, которые пострадали в аналогичных лагерях до него, вместе с ним и после него. Как и сталинский ГУЛАГ, тюрьмы Кубы заполнились десятками тысяч социальных паразитов, бездельников и неисправимых людей. Звучит знакомо? Вспомните, как дерзко подписывал Эрнесто Гевара свои ранние письма: «Сталин II».
Со временем вся Куба стала тюрьмой. Че ввел «прогрессивную» трудовую программу, предусматривающую «добровольную» работу в выходные дни и шестидесятичасовую рабочую неделю. Это вызвало недовольство у рабочего класса Кубы. До того как Че освободил их, рабочие Кубы привыкли к таким часам работы и преимуществам, что лидеры американских профсоюзов обзавидовались бы. В самом деле, в сороковых и пятидесятых годах процент кубинских рабочих (пропорционально численности населения), состоявших в профсоюзах, был больше, чем в США.
Профессора и средства массовой информации повторяли басни Кастро и Че о докастровской Кубе как стране нищих и обездоленных рабочих. Сьюзен Зонтаг в своей статье «Бастион» сожалела об «отсталости» Кубы. Газета «Нью-Йорк таймс» называла Кубу «бывшей полуфеодальной экономикой» и превозносила Кастро и Че за «обещание социальной справедливости и надежду на обретение человеческого достоинства для миллионов людей, которые так мало видели его на докастровской Кубе».
К 1965 году контрреволюционная деятельность на Кубе постепенно сходит на нет. Договор между Кеннеди и Хрущевым в октябре 1962 года способствовал подавлению антикастровского сопротивления. Теперь режим Кастро нуждался в новых поводах для массовых арестов, запугивания населения и особенно в рабском труде. Полиции была дана полная свобода действий для расправы с «антиобщественными элементами», «извращенцами», «преступниками» и знаменитыми «люмпенами», по выражению Че Гевары (этот термин подчеркивает его фирменное высокомерие).
Молодежь была под прицелом, наибольшему риску подвергались длинноволосые, подозреваемые в любви к рок-н-роллу, неисправимо религиозные и – особенно – гомосексуалисты.
«Потенциально уголовно опасен» – таков был любимый приговор режима в отношении этих молодых людей.
Ваши длинные волосы, ваш ехидный взгляд, ваши музыкальные вкусы, ваши узкие брюки, открытая поддержка христианства, ваше происхождение, ваш отказ «добровольно» работать в выходные – все это могло сделать из вас нарушителя революционной морали.
Вместе с Эмилио отбывали заключение «свидетели Иеговы», практикующие католики и протестанты, дети политических заключенных – все были схвачены в результате облав в середине шестидесятых. Лагеря, в которых держали Эмилио Искьердо и десятки тысяч других молодых людей, назывались УМАП (от испанского Unidades Militares para la Ayuda de Producción, дословно – «воинские подразделения для помощи производству»). Официальное название и эвфемизм УМАП не скрывали истинного назначения лагерей – принудительный труд. В СССР при Сталине ГУЛАГ обозначал то же самое.
Эти лагеря были со всех сторон оцеплены высокой колючей проволокой с пулеметчиками в каждой сторожевой башне и свирепыми собаками. Как уже упоминалось ранее, над воротами лагеря для гомосексуалистов красовалась надпись: «Работа сделает из вас людей», что подозрительно напоминало печально известную надпись над воротами концлагеря Аушвиц-Биркенау: «Работа сделает вас свободными».
В лагерях УМАП заключенные тяжело трудились под палящим тропическим солнцем, за отставание от графика их избивали и даже казнили. В Гуанахакабибес ни один из заключенных УМАП не был осужден даже фиктивными кастровскими судами за какое-либо «контрреволюционное» преступление. Военные и полицейские грузовики просто окружали места в Гаване, где обычно собирались гомосексуалисты, рокеры или верующие. Потом всех без разбору загоняли в военные грузовики под дулом пистолета. «Все в лагере были готовы кричать от восторга, когда мы услышали о смерти Че», – вспоминает Эмилио Искьердо, который выжил и стал президентом Ассоциации бывших политических заключенных УМАП.
«Было заметно, что все пытались подавить радость, потому что охранники смотрели на нас всех очень пристально, особенно на наши лица. Они отчаянно хотели обнаружить малейшие признаки радости». Это было бы серьезным «преступлением против революционной морали», как писал сам Че, и охранники смогли бы дать волю своим садистским наклонностям.