Приключения Тома Сойера - Марк Твен

Эта мысль окончательно расстроила Бекки, и она побрелапрочь, заливаясь горючими слезами. Потом подошла кучка мальчиков и девочек –товарищей Тома и Джо; они остановились у забора и стали глядеть во двор,разговаривая благоговейным шепотом насчет того, где они в последний раз виделиТома, и как он тогда сделал то-то и то-то, и как Джо сказал такие-то и такие-тослова (по-видимому, ничего не значившие, но предвещавшие беду, как все теперьпонимали), – и каждый из говоривших показывал то самое место, где стояли тогдапогибшие, прибавляя что-нибудь вроде: а я стоял вот тут, как раз где сейчасстою, а он совсем рядом – где ты стоишь, а он улыбнулся вот так – и у менямурашки по спине вдруг побежали, до того страшно стало, – а я тогда, конечно,не понял, к чему бы это, зато теперь понимаю.

Потом заспорили насчет того, кто последний видел мальчиковживыми, и многие претендовали на это печальное отличие и давали показания,более или менее опровергаемые свидетелями; и когда было окончательноустановлено, кто последним видел погибших и говорил с ними, то эти счастливчикисразу почувствовали себя возведенными в высокий сан, а все остальные глазели наних и завидовали. Один бедняга, который не мог похвастаться ничем другим,сказал, явно гордясь таким воспоминанием:

– А меня Том Сойер здорово поколотил один раз!

Но эта претензия прославиться не имела никакого успеха.Почти каждый из мальчиков мог сказать про себя то же самое, так что это отличиеничего не стоило. Дети пошли дальше, благоговейно обмениваясь воспоминаниями опогибших героях.

На следующее утро, когда занятия в воскресной школеокончились, зазвонил колокол, но не так весело, как обычно, а мерно и уныло.Воскресенье выдалось очень тихое, и печальный звук колокола очень подходил кнастроению тихой грусти, разлитой в природе. Горожане начали собираться вцеркви, задерживаясь на минутку на паперти, чтобы побеседовать шепотом опечальном событии. Но в самой церкви никто не шептался; тишину нарушало толькошуршанье траурных платьев, когда женщины пробирались к своим местам. Никто немог припомнить, чтобы маленькая церковь была когда-нибудь так полна. Наступиланаконец полная ожидания, напряженная тишина, и тут вошли тетя Полли с Сидом иМэри, а за ними семейство Гарперов в глубоком трауре; и все прихожане, даже самстаренький проповедник, почтительно поднялись им навстречу и стояли все время,пока родственники погибших не заняли места на передней скамье. Снова наступилапроникновенная тишина, прерываемая время от времени глухими рыданиями, а потомпастор начал читать молитву, простирая вперед руки. Пропели трогательный гимн,за которым последовал текст: «Я есмь Воскресение и Жизнь».

Затем началась проповедь, и пастор изобразил такими краскамидостоинства, привлекательные манеры и редкие дарования погибших, что каждый изприхожан, созерцая их портреты, ощутил угрызения совести при воспоминании отом, что всегда был несправедлив к бедным мальчикам и всегда видел в них однитолько пороки и недостатки. Проповедник рассказал, кроме того, несколькотрогательных случаев из жизни покойных, которые рисовали их кроткие,благородные характеры с самой лучшей стороны, и тут все увидели, какие это былизамечательные, достойные восхищения поступки, и с прискорбием душевнымприпомнили, что в то время эти поступки всем казались просто возмутительнымозорством, заслуживающим хорошего ремня. Прихожане проявляли все больше ибольше волнения, по мере того как длился трогательный рассказ, и наконец всяпаства не выдержала и присоединилась горько рыдающим хором к плачущимродственникам, и даже сам проповедник был не в силах сдержать своих чувств ипрослезился на кафедре.

На хорах послышался какой-то шум, но никто не обратил на этовнимания; минутой позже скрипнула входная дверь; проповедник отнял платок отмокрых глаз и словно окаменел. Сначала одна пара глаз, потом другая последовалаза взглядом проповедника, и вдруг чуть не все прихожане разом поднялись сосвоих мест, глядя в остолбенении на трех утопленников, шествовавших по проходу:Том шел впереди, за ним Джо, а сзади всех, видимо робея, плелся оборванец Гек, весьв лохмотьях. Они прятались на пустых хорах, слушая надгробную проповедь о самихсебе.

Тетя Полли, Мэри и все Гарперы бросились обнимать своихспасенных и чуть не задушили их поцелуями, воссылая благодарение богу, а бедныйГек стоял совсем растерявшись и чувствовал себя очень неловко, не зная, чтоделать и куда деваться от неприязненных взглядов. Он нерешительно двинулся кдверям, намереваясь улизнуть, но Том схватил его за руку и сказал:

– Тетя Полли, это нехорошо. Надо, чтобы и Геку кто-нибудьобрадовался.

– Ну, само собой разумеется. Я-то ему рада, бедному сиротке!

И если от чего-нибудь Гек мог сконфузиться еще сильнее, чемдо сих пор, то единственно от ласкового внимания тети Полли, которое она началаему расточать.

Вдруг проповедник воскликнул громким голосом:

– Восхвалим господа, подателя всех благ. Пойте! И пойте отвсей души!

И все прихожане запели. Торжественно звучал старинный хорал,сотрясая своды церкви, а пират Том Сойер, оглядываясь на завидовавших емуюнцов, не мог не сознаться самому себе, что это лучшая минута его жизни.

Выходя толпой из церкви, «обманутые» прихожане говорили другдругу, что согласились бы, чтобы их провели еще раз, лишь бы опять услышатьтакое прочувствованное пение старого благодарственного гимна.

Том получил столько подзатыльников и поцелуев за этот день,смотря по настроению тети Полли, сколько прежде не получал за целый год; он исам бы не мог сказать, в чем больше выражалась любовь к нему и благодарностьбогу – в подзатыльниках или в поцелуях.

Это и была великая тайна Тома – он задумал вернуться домойвместе с братьями пиратами и присутствовать на собственных похоронах. Всубботу, когда уже смеркалось, они переправились на бревне к миссурийскомуберегу, выбрались на сушу в пяти-шести милях ниже городка, ночевали в лесу, аперед рассветом пробрались к церкви окольной дорогой по переулкам и леглидосыпать на хорах среди хаоса поломанных скамеек.

В понедельник утром, за завтраком, и тетя Полли и Мэри былиочень ласковы с Томом и ухаживали за ним наперебой. Разговорам не было конца.Посреди разговора тетя Полли сказала:

– Ну хорошо, Том, я понимаю, вам было весело мучить всехчуть не целую неделю; но как у тебя хватило жестокости шутки ради мучить именя? Если вы сумели приплыть на бревне на собственные похороны, то, наверно,можно было бы какнибудь хоть намекнуть мне, что ты не умер, а только сбежал издому.

– Да, это ты мог бы сделать, Том, – сказала Мэри, – мнекажется, ты просто забыл об этом, а то так бы и сделал.