Истребитель - Дмитрий Быков

Она поначалу думала, что грибов будет полно, но почему-то в этой теплой тайге не было ни обещанного лимонника, ни грибов, кроме поганок. И вдруг нашла зеленые сыроежки, самые, как Поля читала, вкусные и питательные, Причем росли они, как и положено, кругами. Это был как бы привет из средней полосы, из детских выездов с пионерами, из сказок про Бабу-ягу, которая эти круги и насаждает. Поля собрала много, собирала в майку и решила развести костер, сложила сухие ветки и подожгла – и тут случилось страшное: участок оказался сравнительно сухой (на болоте и гриб бы не вырос), пламя побежало во все стороны, как от тополиного пуха, и выжгло вокруг нее такой же ведьмин круг. Она побежала затаптывать, но куда там – загорелся мох, а может, и торф лежал близко, и пошел от папанинской спички настоящий лесной пожар, про такие Поля только читала да видала иногда сверху дым вокруг Щелкова. Что ж теперь будет, подумала Поля, загорится тайга, и я в ней сгорю! Но огонь разбегался прочь от нее, а она так и стояла в черном круге, и это показалось ей сначала ужасным знаком, а потом она подумала, что и правильно: от большевика должна в ужасе шарахаться природа, потому что он сильнее природы, природнее природы. Полю воспитывали последние пять лет в убеждении, что она не просто большевик, а сверхбольшевик, – летчик, ставящий рекорды, еще дальше шагает на пути к сверхчеловеку. Она не могла умереть в тайге, как обычный человек, она прошла бы любое расстояние и вышла к людям и этих людей разагитировала; и то, что от нее убежал огонь, наполнило ее новым восторгом. Но сыроежки пришлось съесть сырьем, а это было совсем не то. Хотелось все-таки горячей пищи. И тогда вечером, когда стало темнеть, а выстрелов не слышалось и самолеты над ней так и не полетели, Поля приняла облатку опия, лишний раз поблагодарив доктора. Она знала, что опий – это на самый крайний случай. Но сейчас такой случай и был: это должно было заглушить голод и убить страх. Так что с этого момента она не совсем ясно отличала то, что было, от того, что казалось, хотя по некоторым приметам можно судить о том, что все это было правдой. Человек, хотя бы и самый советский, не может существовать в дальневосточной тайге в совершенном одиночестве на двух плитках шоколада, кто-то должен с ним поделиться пищей, и потому через некоторое время Поля увидела избушку, не особенно даже удивившись. Тут должна была стоять избушка, а как же.

На самом деле это был целый хутор, отвоеванный у тайги. Они ей все рассказали, хотя сначала сильно испугались. Шутка ли, два года никто к ним не приходил, а тут целая комсомолка-летчица упала прямо с неба. Усмотрели в этом знамение.

Их было пятеро – отец, мать, два брата и сестра, они были старообрядцы, уходившие все дальше с Волги. С самого антихристова пришествия – то есть, как поняла Поля, с раскола – они забирались в глубь русского Востока, после Петра дошли до Урала, с Урала забрались в Сибирь, а после революции дошли до Дальнего Востока. Их все время кто-нибудь находил, и теперь главным страхом для них было то, что Поля, видимо, про них расскажет и им опять придется сниматься с насиженного места. В последний раз они сбежали от коллективизации, про которую поняли только, что обобществлять будут скотину и баб. Их звали Дормидонт, Аграфена, Савватий, Даниил и Феклуша. Феклуша была самая молодая и казалась разумной, шустрой. Ее выучили грамоте по древним писаниям. В семье были книги, сберегаемые с шестнадцатого века и представлявшие, должно быть, большую историческую ценность. Звали их Зыковы, славная, древняя семья настоящего часовенного согласия. Незначительные расхождения со старой верой состояли в том, что они ели картофель, насажденный Антихристом Петром, это было не так страшно, потому что без картофеля они бы перемерли и некому стало бы хранить истинную веру. Иногда, пояснил отец семейства Дормидонт, случается и Антихристу делать вещь полезную. У них были куры, Зыковым дозволено было пить яйца, но они страдали без соли, небольшой запас которой кончился в прошлом году. Сначала приход Поли казался им дурным знаком, потом шустрая Феклуша, веснушчатая девочка, – из нее получилась бы прекрасная пионерка – посмотрела в древних книгах и сказала, что, согласно Поморским ответам, иногда с неба возможно явление ангела, который будет приносить важные, хорошие вести, и Поля дала ей полоску шоколада, какая очень Феклушу удивила, а отец сказал: нечего, нечего. Различия между верой Зыковых и каноническим старообрядчеством, как поняла Поля, заключались не только в картофеле, но в том, что Антихрист придет не один, что после него придет сразу много Антихристов, что будут сплошь Антихристы до тех самых пор, пока не случится второго пришествия, причем каждый следующий Антихрист будет хуже предыдущего; сначала староверы думали, что не бывает ничего хуже Петра, потом – что ничего хуже отмены крепостного права, о которой они узнали сорок лет спустя, а потом настало такое, что дальше, казалось бы, некуда, но есть, есть куда! Сейчас шел год 7446-й, а в 7435-м добралась до них экспедиция, искавшая ужасное небесное тело, которое повалило весь лес в Тунгуске и устроило свечение неба на неделю; небесного тела не нашли, потому что его не было и быть не могло, то было знамение, но экспедиция нашла Зыковых, и им пришлось бежать еще восточнее. Больше всего они пугались, что упрутся в океан, который где-то тут должен был раскинуться, окружая собою землю, а дальше океана ничего нет, тут уж их слово было твердо. Поля стала рассказывать им об освоении стратосферы, старик Дормидонт кивал уважительно: так, так, все это совпадало с их представлениями об ангельской иерархии; когда Поля тонко намекнула, что Бога нет, Дормидонт не удивился, а лишь лукаво погрозил узловатым пальцем и заметил: много вас таких говорило, но погляди, кто привел тебя среди бесконечного леса к нашему подворью и се дает тебе яйцо? Не Божье ли это чудо, что русский человек находит русского человека и в тайге? У Зыковых была небольшая пасека, они делали восковые свечи, разводили кур, скотины же не имели. Жилье их было срублено из сосны, иконы вырезал талантливый Савватий. В общем, они неплохо жили, только не было у них радио, а потому знание новостей было недостаточное и отставала политическая подготовка.

Поля мало знала о русском расколе, не больше, чем Зыковы о строении реактивного двигателя, но понимала, что в России все и всегда раскалывается, примерно так же, как авиастроение на школу Антонова и Веневитинова, хотя разница между ними была трудноопределима, как, в сущности, между раскольниками и никонианцами. Дело было даже не в том, смутно подумала Поля, что кто-то прогрессивнее, а кто-то традиционнее; просто одни, как Веневитинов, решали государственную задачу, тонко чувствуя, как надо служить Отечеству и что для него лучше, а другие, как Антонов, решали какую-то свою. Не то чтобы он меньше любил Отечество, но просто для него Отечество служило средством самолетостроения, тогда как Веневитинов больше любил Родину, чем самолеты. Интересно было бы представить, что Веневитинов чертит, взяв карандаш в троеперстие, тогда как Антонов – исключительно в двоеперстие, иначе и винт не крутится, и шасси не выходит. Парадоксально, но самолеты Антонова были Родине нужней, и по этой схеме выходило, что старообрядцы скорей сочувствуют новой власти, которая уничтожила старую церковь; Дормидонт, слушая эти рассуждения вслух (Поля сама себе удивлялась, поскольку никогда ни о чем таком не думала), уважительно кивал, но подытожил: иногда бывает и Антихрист против Антихриста, это уж такое их дело. Но вообще, добавил он, ежели бы новая власть обратилась к старой вере, при соответствующем покаянии это можно было бы рассмотреть и одобрить. Ну вот, вскрикнула от радости Поля, это и получается диалектика! И она заснула от сытости, хотя старалась есть мало и осторожно.