Кукольник - Генри Лайон Олди

Тюремщик отшатнулся, наступив Лючано на пальцы.

«Везет мне на дамские истерики, — подумал Тарталья. Боль в отдавленных пальцах была едва ли не приятной: первое по-настоящему человеческое ощущение. Иначе он не поверил бы до конца, что все это происходит с ним, а не с посторонним человеком. — Вторая за три дня».

Несколько секунд вудун моргал в недоумении, но, к его чести, быстро вышел из ступора. Он метнулся к столу, задул свечи и схватил мелок, что-то чертя на лоскутном коврике. Лючано не столько видел это, сколько догадался по звуку. Далее охранник сорвал с пояса миниатюрный барабанчик — и камеру наполнил сложный, настойчивый ритм.

Стуча в барабан, он топал ногой в такт и басом тянул одну и ту же ноту.

Тарталье показалось, что его сейчас вывернет наизнанку.

Лоб охранника лоснился от пота, толстые губы дрожали. Он выполнял ответственную, очень важную работу, которая требовала полной концентрации сил. Ритм взлетал и опадал, понемногу выравниваясь, делаясь спокойным, вкрадчивым. Вудун сменил ноту на другую, более высокую. Голос его чуть не сорвался, но выдержал. Всхлипывания и скулеж стихли, ноги синьоры Вамбугу перестали содрогаться. Женщина выпрямилась, откинувшись на спинку надувного кресла, и Лючано увидел ее лицо.

Испуг, и растерянность, и потеки от слез на щеках.

Стук барабанчика стал глуше.

Замер. Умолк.

Напев истончился, сойдя на нет.

— Снимите с него наручники, — четко и раздельно, пожалуй, даже слишком четко приказала синьора Вамбугу. — Мой клиент ни в чем не виноват. Я должна была предвидеть.

На Лючано она старалась не смотреть.

— Вы уверены… — Охранник колебался.

— Вы хорошо знаете меня, Паломба. Я часто ошибалась?

Охранник склонился над Лючано. Миг, и Тарталья уже растирал затекшие запястья. Медленно, стараясь не делать резких движений, он поднялся с пола, вернувшись на койку.

— Я скоро буду. Нам надо закончить разговор, — бросила адвокат, выходя из камеры в сопровождении охранника.

Весь обрядовый «арсенал» остался на столе. Более искушенный узник, наверное, придумал бы, как использовать что-то из этих предметов для побега. Но Тарталья, несмотря на второй арест, не считал себя искушенным узником. И бежать не собирался. А посему счел за благо не трогать ничего из вещей истеричной вудуни.

Он попытался восстановить ощущения во время сеанса. Цельной логической картины память не сохранила, если эта картина вообще была. Из глубины всплывали реплики легата, начальника школы, сотрудников особого отдела — слова, которых он слышать никак не мог. Казалось, таинственный невропаст выводит все это на доступную кукле поверхность.

Информацию окружали лохмотья смутных чувств и эмоций.

Клочья тающего сна.

Прерывая натужные воспоминания, щелкнул замок. В камеру шагнул знакомый охранник. Хмуро покосился на заключенного, взял со стола сумочку, забытую адвокатом, и вновь скрылся за дверью. Через пять минут вернулась синьора Вамбугу. Она полностью привела себя в порядок: Дорожки от слез исчезли, прическа уложена, на губах и ресницах — свежий слой косметики, заметный лишь опытному взгляду.

Заговорила адвокат не сразу. Сперва долго, с аккуратностью педанта, она прятала в сумочку реквизит, потом устраивалась в кресле, словно за это время разучилась сидеть… Решив проявить вежливость, Тарталья нарушил молчание первым.

— Если я чем-то вас обидел — приношу свои самые искренние извинения. У меня и в мыслях не было…

Синьора Вамбугу, впервые после сеанса, бросила на него короткий, настороженный взгляд. «А ведь она меня боится», — с неприятным удивлением понял Лючано.

— Вы даже не подозреваете, насколько вы правы, баас Борготта. В мыслях у вас действительно не было ничего подобного. Но поведение Лоа не зависит от ваших мыслей или от стереотипов сознания. Лоа человека — это дух. Полудитя, полузверь. Если его не воспитывать, он навсегда остается дикарем. У нашей расы Лоа — взрослые. Мы их развиваем всю жизнь. Мой взрослый Лоа легко укротил вашего малыша. Но я не ожидала…

Вудуни умолкла, собираясь с мыслями.

Лючано терпеливо ждал. Конечно, не очень-то приятно узнать, что в тебе сидит буйный шалун, помесь зверя и дурно воспитанного сорванца, который плевать хотел на хорошие манеры. Вот, довел до слез приличную даму. Правительство Китты выделило ее для защиты Лючано Борготты, а духу плевать, дух в академиях не обучался…

Узнай Тарталья, что аэромоб Г'Ханги летает, загнав в двигун Лоа дедушки пигмея, — нисколько не удивился бы.

— Ваш Лоа, баас Борготта… Он меня пугает! Вначале он подчинился, но очень скоро вышел из-под контроля! Он хотел играть и совокупляться. Для зверя или дикаря это естественно, но… Он похож на демона Огун! Чудовищно цепкий, настойчивый… Я не могла разорвать связь.

— Я — невропаст. Я вхожу в контакт с другими людьми, корректирую их действия…

— Но у вашего Лоа — когти! У человеческих Лоа когти бывают крайне редко. Только у приверженцев направления Худу. Или у демонов. Извините, демон — слово не вполне точное, но я не знаю другого.

— Мой Лоа — маньяк с когтями?!

— Не обижайтесь, прошу вас. Ваш Лоа — не злой. Он просто не понимает, что причиняет боль. Он втягивал когти, как кошка во время игры. Но, забывшись, выпускал их снова. Вы когда-нибудь видели, что творят лев и львица во время спаривания?

— Я сделал вам больно?! Простите, ради всего святого!…

— Не стоит извиняться. Ваш Лоа… Великий Замби! Я до сих пор…

Глаза Фионины расширились: она заново переживала случившееся. Но это длилось всего мгновение. Усилием воли вудуни подавила вернувшийся ужас, сделала ряд глубоких вдохов, успокаиваясь.

— Тем не менее я получила ценные сведения.

Ее голос обрел деловую отстраненность.

— Мы меняем линию защиты. Помните, перед сеансом я предложила вам все отрицать? Я снимаю это предложение. Вам не скрыть когти вашего Лоа от обвинителя Нганги. Начни вы спорить, Нганга не замедлит приписать вам извращенные наклонности. Он будет настаивать на том, что вы опасны для общества, и требовать пожизненного заключения. Я согласна с вами, баас Борготта: в нашем случае честность — лучшая политика. Малейший обман, если он раскроется, склонит чашу весов на сторону обвинения.

Лючано грустно улыбнулся.

— Хорошо. Говорим правду, одну правду и ничего, кроме правды.

— Правду можно подать по-разному. Итак, пройдемся по пунктам обвинения. Диверсию против Помпилианской Империи вы отрицаете?

— Отрицаю. Категорически.

— Думаю, данное обвинение удастся снять. Это не вы обратились к легату Тумидусу, а он — к вам. В заранее спланированную комбинацию, которая вывела Тумидуса на вас и имела к тому же столь ничтожные последствия, не поверят ни присяжные, ни суд.