Щит дьявола - Лео Кесслер

— Могу ли я пойти вымыться? — неожиданно вмешался в их беседу лейтенант Вертхайм.

Два офицера-эсэсовца повернулись на звук его голоса. Они почти забыли про своего американского пленника. Он так низко повесил голову, что они не могли рассмотреть отчаянной решимости, которая зажглась сейчас в его глазах.

Вертхайм с трудом указал перебитой рукой на свои запачканные калом штаны.

Фон Доденбург Окинул взглядом жалкую фигуру пленника, который, качаясь от слабости, стоял перед ними в забрызганной кровью мокрой полуразорванной форме.

— В конце коридора есть уборная, — процедил эсэсовец сквозь зубы. — Можешь пойти туда и помыться. — И он выразительно положил руку на висевший у него на поясе пистолет: — Но не вздумай совершить какой-нибудь глупости!

— Спасибо, — хрипло проронил Вертхайм. Он по-прежнему держал голову низко, не поднимая лица, боясь, что его пылающий взгляд мгновенно подскажет его палачам, что он задумал на самом деле.

Лейтенант медленно двинулся по коридору по направлению к уборной. За ним по полу тянулся мокрый след. Два эсэсовца пристально следили за ним. Они были немного удивлены, что он оказался способен самостоятельно передвигаться после столь жестокой экзекуции. Фон Доденбург догадался первым, что в действительности задумал этот еврей.

— Стой! — заорал он.

Лейтенант Вертхайм бросился вперед. Окно, которое он заметил, еще находясь в том помещении, где эти костоломы так зверски пытали его, было всего в десяти метрах от него.

— Стой, а не то я выстрелю! — завопил Куно фон Доденбург, выхватывая пистолет из кобуры.

Вертхайм ускорил шаг. Чувствуя неимоверную боль во всем теле, в сломанных ребрах, в поврежденных легких, он тем не менее бежал прямо к окну. В тот момент, когда фон Доденбург выхватил пистолет и выстрелил в него, лейтенант подбежал к самому окну.

Пуля фон Доденбурга попала в стенку коридора в нескольких сантиметрах от его головы. Штукатурка и цементная пыль осыпали лицо американского офицера. Вертхайм потряс головой, стряхивая их, — а в следующее мгновение решительно боднул головой стекло, пробивая его, и выпрыгнул в окно.

Ветер, ударивший ему в лицо, когда он полетел вниз, унес куда-то прочь вырвавшийся из груди крик отчаяния. Он ударился о мощеную поверхность двора, находившегося четырьмя этажами ниже, на скорости шестьдесят километров в час. Все кости, которые оставались до этого целыми, разом переломались в теле лейтенанта, а сам он подпрыгнул вверх, точно резиновый мячик, упал снова—и больше уже не подпрыгивал. Тело несколько раз дернулось в конвульсиях, и он застыл с широко раскинутыми руками, уставившись невидящим взором в небо Германии. Наконец-то Вертхайм был мертв.

Два эсэсовца, выглядывая в окно, рассматривали сверху искореженное тело американца, которое освещал тонкий голубой свет фар командирского «тигра» Куно фон Доденбурга. Вокруг лейтенанта натекла лужа его собственной крови, окружив тело подобием кровавой рамки. Затем гауптшарфюрер Шульце милосердно выключил свет фар, и фон Доденбург мог слышать лишь ритмичное урчание танковых дизелей.

Мы — эсэсовцы, Шульце, которых ненавидят и боятся, где бы мы ни появились. И однажды те люди, которые ненавидят и боятся нас, которые ненавидели и боялись нас все последние пять лет, попытаются отомстить нам. И что мы можем сделать в таких условиях, кроме как продолжать отчаянно сражаться?

Штандартенфюрер Куно фон Доденбург гауптшарфюреру Шульце, октябрь 1944 г.

Взрыв снаряда 155-миллиметровой гаубицы разорвал утреннюю тишину.

— Эй, просыпайтесь, засранцы, — Америка приветствует нас! — прокричал, пригнувшись, Шульце, сидевший рядом со штандартенфюрером фон Доденбургом. Эсэсовцы, скрючившиеся на броне «королевского тигра», оказались засыпанными грязью и мелкими камешками, которые взметнула высоко вверх сила взрыва.

— Концерт симфонической музыки начался, — с сардонической улыбкой прокомментировал фон Доденбург.

Американский «Длинный Том»[46]заработал снова. Немецкие наблюдатели, расположившиеся ниже деревянного креста, установленного на вершине 239, невольно втянули свои головы в плечи. Второй снаряд разорвался примерно в ста метрах перед ними, взметнув вверх тучи песка и пыли.

— Они пристреливаются, господин штандартенфюрер, — закричал Матц, плечо которого было все забинтовано. — Они уже выпустили два пристрелочных снаряда. Третий попадет уже точно в цель!

— Вот он и летит, третий… — Замечание фон Доденбурга потонуло в грохоте разрыва гаубичного снаряда. «Тигр» содрогнулся, точно был детской игрушкой, а не 60-тонной громадой, отлитой из крупповской стали.

Теперь вся линия немецкой обороны в районе Ферлаутенхайде задрожала от плотной неприятельской канонады. По этой территории стреляли все одиннадцать артиллерийских батальонов 1-й пехотной дивизии генерала Кларенса Хюбнера, а также батареи минометов, которые Хюбнер позаимствовал для этой операции из корпусного резерва генерала Коллинза. Мир превратился в ад. Земля под ногами роты панцергренадеров «Вотана» закачалась.

А высоко в небе над ними не переставая кружил маленький американский самолет-разведчик «Л-5»[47]. Он корректировал огонь американской артиллерии, направляя залпы точно на немецкие позиции. Один очумевший от непрерывных разрывов снарядов немецкий солдат выскочил из укрытия и, бессмысленно ругаясь, выпустил целую очередь в ненавистный американский самолет. Но его пули просвистели в сотне метров от крыла «Л-5», а в следующее мгновение самому ему снарядным осколком оторвало руку.

Траншеи, занятые солдатами батальона, укомплектованного бойцами с физическими недугами, быстро заполнились ранеными, среди которых валялись неподвижные трупы с раздробленными осколками черепами. И вдруг артиллерийская канонада неожиданно прекратилась. Наступила странная тишина, которая показалась даже еще более зловещей, нежели предшествующая ей сокрушительная артподготовка. В это время американские солдаты выпрыгнули из своих окопов, собираясь идти в атаку. Когда они преодолели первые метры, пошел дождь.

— Клянусь великой блудницей Вавилонской, — вскричал гауптшарфюрер Шульце, — нам фатально не везет! Даже ангелы, и те писают на нас сверху!

* * *

Бойцы 18-го полка «Большой красной единицы» выпрыгнули из траншей и устремились вперед по раскисшему полю, увязая в грязи и изрыгая проклятия по поводу холодного дождя, который безжалостно лил на них сверху. Перед ними неровным строем двигались танки «шерман». Пехотинцы старались укрыться за стальными корпусами танков, потому что прекрасно понимали, что ожидает их впереди.