Крыши Тегерана - Махбод Сераджи

Накануне похорон мы с Ахмедом сидим на крыше моего дома. Вечер сумрачный, безжизненно-тихий, чреватый бедой. На мне толстый коричневый свитер с высоким воротником, но все равно я чувствую себя неуютно. Я смотрю на небо у горизонта, по спине ползут мурашки. Мир огромен, думаю я, и в каждом его крошечном уголке каждую секунду каждого дня происходит своя особая драма. Но мы продолжаем жить так, словно с нами ничего не может случиться. Какие же мы все глупцы.

Я не знаю, как будут разворачиваться события завтра. Разрешат ли нам увидеть тело? Кто понесет гроб? Позволят ли нам прочитать пару молитв, прежде чем его опустят в землю?

Я непроизвольно вздрагиваю. Наконец Ахмед нарушает тишину. Он указывает на большую яркую звезду в небе и говорит:

— Это он, я знаю.

Мои глаза наполняются слезами.

— Он был отличным парнем.

— Самым лучшим.

— Думаешь, он сердится на меня за то, что я влюбился в Зари?

Ахмед поворачивается и смотрит на меня. Я опускаю голову, чтобы скрыть слезы.

— Нет, — уверенно произносит он.

— А по-моему, да, — бормочу я. — Принято относиться к невесте друга как к сестре. Как же он может не сердиться?

— Но ты не сделал ничего, что могло бы его опозорить, — спорит Ахмед. — Никто даже не знает о твоих чувствах.

— Мне нельзя было в нее влюбляться.

— Думаешь, у тебя был выбор? Откуда ты знаешь, что так не было предрешено? Может быть, Бог знал, что случится с Доктором. Разве Зари должна оплакивать его смерть до конца жизни? Разве не может она вновь полюбить?

— И Бог выбрал меня? — с горечью спрашиваю я.

— Ну, полагаю, Ирадж тоже был бы неплохим вариантом, — с сарказмом произносит Ахмед.

Я невольно улыбаюсь.

— Посмотри туда. — Ахмед указывает на небо. — Ты можешь себе представить безмерность мироздания? Осознаешь порядок Вселенной? Господь всему предписал свои правила и законы. Почему ты думаешь, что тебя Он освободил от этого?

Ахмед обнимает меня за плечи.

— Доктор сейчас смотрит на нас с небес и благодарит Бога за то, что Он поселил тебя на Земле, чтобы ты мог заботиться о Зари. Кто лучше тебя подошел бы для этого? Скажи мне — кто?

Я вытираю слезы.

— Не собираюсь плакать на кладбище, потому что уверен — человек с рацией будет за мной наблюдать. Обещай мне кое-что.

— Что? — спрашивает он.

— Мы не станем плакать.

Думаю, он понимает, что это не просто слова.

— Хорошо, — решительно произносит он, снова глядя на звезду Доктора. — Мы не станем плакать.

Тревожное ожидание событий завтрашнего дня всю ночь не дает мне уснуть. Наутро мы стоим около дома Зари. Я тереблю рукава. К нам подходит Ирадж и спрашивает, куда мы собираемся. Мы не отвечаем.

— Что, парни, едете на кладбище? — не отстает он.

— Да, — отвечаю я.

— Не стоит. Все мероприятие будет под надзором. Вас заберут.

— Наплевать, — говорит Ахмед.

— Нет, не надо, пожалуйста. Им это не понравится.

— Плевать, — повторяю я.

— Это ловушка. Так они выявляют сочувствующих. Правда, ребята, не ходите.

Появляются Зари и Фахимех. У них красные, заплаканные глаза, обе в черных чадрах. Пока мы идем по переулку к главной улице, из домов выходят соседи. Они молча смотрят на нас печальными, полными слез глазами, без слов выражая соболезнование по поводу смерти Доктора и принося извинения за то, что не пошли на похороны. У всех есть семьи, о которых надо заботиться, а САВАК игнорировать нельзя. Я слышу стоны Зари. Она вздыхает, кусает губы и дрожит под чадрой. Фахимех обнимает Зари за плечи и шепчет ей на ухо слова утешения. Я вижу, как за нами идет Ирадж. Его встревоженные глаза умоляют нас не ездить.

Мы берем такси. Я сажусь впереди, а Ахмед, Фахимех и Зари — на заднее сиденье. Я даю распоряжения шоферу, и, когда машина отъезжает, я смотрю в боковое зеркало и вижу, как за нами, размахивая руками, бежит Ирадж. Можно догадаться, что он что-то кричит, наверное, продолжает умолять нас не ехать. Через несколько минут он останавливается, сгибается и охватывает руками колени.

Водитель спрашивает, был ли покойный — благослови Господь его душу — родственником. Я отвечаю, что да. Повернувшись, я вижу, как Зари бьется лбом о дверцу. Фахимех просовывает руку между головой Зари и стеклом. Водитель спрашивает, был ли он молодым. Я киваю.

— Благослови Господь его душу. Судьба — это судьба, и ничего с этим не поделаешь, — говорит он, глядя на Зари в зеркало заднего обзора. — У меня был младший брат, он умер пару лет тому назад. Его сгубил рак. Не выкурил в жизни ни одной сигареты… здоровый парень, настоящий атлет. Боль этой утраты убивает мою мать, но что тут поделаешь? Бог дал, Бог и взял. Иначе не скажешь. Я за рулем почти двадцать лет. Много родственников возил на кладбище. Я знаю, как это больно. Знаю из своего опыта и из наблюдений над людьми. Благослови Господь их души.

Он говорит, что не возьмет с нас плату за поездку, потому что неправильно брать деньги у скорбящих людей. Потом он хочет узнать, кем был покойный, сколько ему было лет и отчего он умер. Я терпеливо отвечаю на все вопросы, но, вместо того чтобы сказать, что Доктора убила САВАК, я говорю, что он погиб от несчастного случая. Невозможно предугадать, кто может оказаться агентом. Водитель шепчет молитву, но больше не задает вопросов.

Каждый раз, как поворачиваюсь назад, я встречаюсь глазами с Зари. Она качает головой и отводит взгляд. Хотелось бы мне сделать хоть что-то для облегчения ее страданий.

Я впервые осознаю, что Фахимех стала неотъемлемой частью нашей жизни. Отправляясь с нами на похороны Доктора, она подвергает себя огромной опасности. Мне хочется дотянуться до нее и обнять. Я люблю ее так же сильно, как и Ахмеда. Без нее сегодняшний день стал бы гораздо труднее, и я рад, что она с нами.

Я смотрю в боковое зеркало и думаю об Ирадже, как он бежал следом, представляю себе его лицо, тревожный взгляд и озабоченный голос. Может быть, в конце концов, Ирадж не такой уж плохой парень.

У кладбища мы выходим из машины. Шофер не хочет брать денег, как мы ни настаиваем. В инструкции говорилось, что у ворот нас кто-то встретит. Вокруг толчется множество людей, одетых в черное.

Одна женщина падает на могилу. Она задыхающимся голосом выкрикивает какое-то имя и бьет себя в грудь, родственники пытаются ее успокоить. Все одновременно разговаривают, многие не сдерживают слез. Я вижу, что эта сцена растревожила Зари. Она тихонько плачет. Фахимех тоже. Женщина за воротами снова бросается на могилу, обнимает, целует ее, хватает пригоршни земли.

— Это ее брат, — шепчет Фахимех Ахмеду. — Бедная.

Созерцание бесконечных рядов могил наполняет меня странным чувством. Все окутано безжизненным серым светом, люди напоминают тени. Во всем ощущается жутковатое присутствие смерти. Несмотря на холодную погоду, воздух кажется спертым и сухим. На небе темные тучи. Первые капли дождя наводят на мысль о приближающейся буре.