Пленница кукольного дома - Надежда и Николай Зорины

Сок апельсина брызнул, попал в глаза. Пусть она замолчит! Рука сжала ручку ножа так, что та стала горячей.

— Я ощутила физическое, телесное счастье! Не молоко перетекает из меня в него, а душа и все мое тело… в какой-то высшей субстанции…

Я теряю сознание — от ненависти, от безысходности, я теряю сознание и пытаюсь остаться, я умираю и всеми силами стремлюсь спастись. А спастись можно, только уничтожив это воплощение предательства и подлости. Счастливая сволочь! Как может она быть счастливой, какое имеет право? Ее ребенок… Но ведь ясно же, ребенок мой, только мой!

Я падаю, падаю и сильнее сжимаю ручку ножа. Я падаю на нее, хочу подмять своим телом ее ненавистное тело и заставить замолчать ненавистный счастливый голос. Я падаю, падаю, я сжимаю…

Картина не стала видимой, не переросла в галлюцинацию, не явилась толчком — я себе не поверила. Все, конечно, было не так.

Бесполезно! Самой мне не решить эту задачу. А шантажист, черти бы его драли, так и не позвонил.

Я сделала огромный глоток коньяка, отвернулась к стене и вскоре уснула.

* * *

Красная кожаная такса — живая, не игрушечная — суетливо бегала по комнате и звонко лаяла. Максим пытался ее поймать, но она не давалась. Я бросилась ему помогать и… от резкого движения проснулась.

Ни Макса, ни таксы. Пронзительно белая стена. Очень болит голова.

Я перевернулась на другой бок, осторожно, чтобы не потревожить больную голову. Коньяк на тумбочке. Нет, такое «лекарство» мне не подходит, лучше встать и пойти на кухню за таблеткой. Сварить кофе, принять умеренно холодный душ…

Странно, что голова так сильно болит. Коньяка в бутылке гораздо больше половины, получается, вчера выпила совсем немного, по нынешним моим меркам всего ничего.

Я поднялась, накинула халат, хотела отправиться на кухню, но тут зазвонил телефон — мобильник.

Он? Номер не определился. Точно он. Мне сделалось страшно. Вчера я так ждала этого звонка, столько надежд на него возлагала, а сейчас вдруг испугалась.

— Да, я слушаю. — Получилось напряженно, очень напряженно, он догадается, как я боюсь, и использует к своей выгоде.

— Здравствуй, здравствуй, это я. Ты так и подумала?

Как же я не готова с ним разговаривать! Совсем не готова! Ну почему он не позвонил вчера вечером? Почему не позвонил через час, когда бы я уже совершила свои обычные утренние процедуры по выходу из похмелья?

— Да, я вас узнала.

— Чудесно! Не придется тратить время на представление. — Он засмеялся. В его смехе было что-то такое… Я уже когда-то слышала такой смех. Где и когда? Я знала этого парня раньше? Вряд ли. Вероятно, смех слышала от него же в тот вечер, о котором я напрочь забыла. — Я ведь звоню по делу.

— Вот как? А я думала, хотите пригласить одинокую девушку в ресторан.

Куда меня несет? К чему, черт возьми, этот сарказм? Не так, совсем не так надо строить разговор, и уж точно не таким тоном говорить.

— Да-да, по делу! — Он, казалось, чему-то обрадовался. А может, я как раз правильный тон выбрала? — Даже по двум делам. Во-первых, я сегодня вдруг понял, что испытываю острую потребность в деньгах…

Прекрасно!

— Сколько?

— О! Приятно работать с человеком, который так конкретно подходит к делу. Ты имеешь шанс стать моей любимой клиенткой.

— Мне наплевать…

— Не скажи! Для любимых клиентов фирма предлагает особые условия — скидки там, более выгодный тариф. Ну, ты понимаешь, о чем я?

— И в какую сумму мне обойдется ваш выгодный тариф?

— Думаю, тридцати тысяч будет достаточно. В у.е., разумеется.

— Тридцать? Но у меня нет тридцати тысяч! Я не могу тридцать!

— Можешь, можешь. Я ведь не с потолка взял именно эту сумму, сначала проанализировал твои возможности. Я не говорю, что деньги у тебя дома имеются, в купюрах, отложенные на черный день. Но есть дорогие вещи, украшения, наконец знакомые, которые могли бы тебе понемногу одолжить. Ты поспрашивай, поспрашивай. Торопить я тебя не собираюсь, даю целых два дня.

— Да что я успею за два дня?

— Что успеешь? Собрать необходимую сумму, разумеется. Ну а если не успеешь, сама понимаешь, что произойдет. Тебе ведь очень не хотелось бы, чтобы кассета и прочие интересные вещи попали в руки милиции? Да, к слову, о милиции. В ней-то, родимой, и состоит мое второе дело. К тебе она скоро явится, так что будь предельно осторожна, уж постарайся себя не выдать. Это в наших с тобой общих интересах. Ну все, пока, еще созвонимся.

Я швырнула телефон на тумбочку — он врезался в коньячную бутылку, отскочил, завертелся волчком — и бросилась на кровать. Разговор меня совершенно вымотал, но, что самое плохое, не дал никакого результата. Столько вчера возлагала на него надежд, так ждала его, и в результате ничего. Почему же я, дура, даже не попыталась договориться с ним о встрече? Когда он в следующий раз позвонит? Не застанет ли меня опять врасплох? И что теперь делать? Собирать деньги? Как и где мне их собирать? В самом деле, что ли, продавать вещи и обходить знакомых? Никогда ничего не продавала — даже не знаю, как это делается! — и не занимала.

Что он там говорил про милицию? Что она сейчас ко мне нагрянет? Откуда ему известно, он что, сам из этой структуры, какой-нибудь мент-оборотень? Если так, у меня нет никаких шансов выпутаться: он и деньги возьмет, и заложит.

Черт! Но, может, он все-таки не из милиции? Господи, ну пусть он будет не из милиции, а простым, честным шантажистом!

Во всяком случае, надо так думать. Только так. Иначе я сойду с ума, иначе я себя обязательно выдам.

Да я себя все равно выдам, можно не сомневаться.

Не выдам, если правильно себя поведу. Главное, не надо нервничать, говорить спокойно. О чем они могут спрашивать? Отчима спрашивали, в каких отношениях он был с Мариной, и о жилищных условиях. Жилищные условия у меня, слава богу, нормальные, тут не должно возникнуть подозрений, а о наших с ней отношениях можно ведь всего не рассказывать. Что еще их может интересовать? Где я была вчера вечером? Черт его знает, где я была! Скажу, что сидела дома, это вполне нормально и естественно. Свидетелей нет, но какие у меня могут быть свидетели, если живу теперь одна? Так, где была, в каких отношениях… что еще? Вроде больше ничего.

Да! Нужно одеться, я ведь все еще в халате на голое тело. И встать. И умыться. И хорошо бы кофе для освежения головы.

Я поднялась с кровати. Что бы такое надеть? Чтобы прилично, нейтрально и по-домашнему, а то решат, будто я их ждала, вот уж что мне совсем ни к чему. Надену платье в сине-белую полоску.

О чем же меня могут спросить, о чем еще? Я наверняка упустила что-нибудь очень важное. Сосредоточиться и подумать… Голова совсем не работает.