Вне закона - Валерий Махов

– А кто брагу спалил, знаешь?

– Если бы знал, убил бы.

– Так вот, Червонец, фамилия «барабана» – Бец. Я это потому тебе говорю, что эта мразь и на меня жалобу накатала. А мне такие сидельцы в хате не нужны.

– Спокуха, начальник. Сегодня по ужину эта тварь милюстиновая выедет на больничку…

– Ты мне, Червонец, мозги не еби. Там уже все извилины затраханы. Ты хлеборезку завали и слушай расклад.

– Понял, начальник, понял.

– Так вот, эту нечисть извести под корень. Чтоб до «креста» не донесли. Пусть братва хором потопчет. Оно, когда хором, тогда солиста не видно. На хор и спишем. Мало ли, у кого совесть нечиста и кто ночью спит неспокойно. А с третьих нар, если вниз, поди, и убиться можно… Как думаешь, Червонец, можно?

– Можно, гражданин начальник, еще как можно…

– Ну а раз можно… то мы тут ни при чем. Мы расследуем и забудем. А пока на вот, травки козырной пару крапалей. Побалуй братву. Если все путем будет, завтра целый «кораблик» такой к вам заплывет. Ну а если что не так, Червонец, сам очком на бутылку сядешь, да так, что бульбы из носа пойдут.

– Сергей Поликарпович, я что, порядков не знаю? Если вы к нам по-людски, то и мы к вам со всей душой. Все будет в ажуре. Этот Бец давно под вопросом пенится. А сегодня пенка-то и сойдет.

– Ладно, ладно, хватит вату взбивать. Иди и дело делай. Я в долгу не останусь. Сделаешь все по уму – кайфанешь, а проколешься – тоже… кайфанешь, только от любви однополой. Ха… ха… ха! – невесело пошутил Непомнящий и отпустил арестанта обратно в преисподнюю.

Антона вызвали к начальнику. Ничего хорошего это не предвещало, и предчувствия его не обманули. В кабинете находились полковник Михайлов и еще один майор из собственной безопасности.

– Ну что, Голицын, допрыгался? – с угрозой в голосе, даже не предложив присесть, спросил начальник райотдела.

– Я, товарищ подполковник, не Сергей Бубка, чтобы прыжками вас удивлять.

– О!!! Да он еще и хамит начальству! – с удовлетворением констатировал Михайлов.

– Жалоба на тебя поступила, что ты ночами подследственных пытаешь. Прокуратура поручила нам и собственной безопасности провести проверку, – казенным голосом проскрипел плешивый правдолюбец. – И я, как начальник райотдела, на время проверки отстраняю тебя от работы. Сейчас ты пройдешь с майором Дятловым Виктором Лаврентьевичем, он осмотрит твой кабинет и сейф. После чего напишешь объяснительную и так далее. И боюсь, Голицын, что просто увольнением ты не отделаешься. Ну да… тебе не привыкать. СИЗО тебе хорошо знакомо. Нары твои еще не остыли.

– Спасибо за отеческую заботу, товарищ подполковник. Только СИЗО – это как судьба несчастная. От него… в нашем бизнесе… никто не застрахован.

– Майор Голицын! Кругом! Вон из моего кабинета! – заорал начальник райотдела.

Голицын развернулся на каблуках и, щеголевато щелкнув ими, строевым шагом, от которого зазвенели кубки и призы в стеклянном шкафу, вышел из кабинета.

– Шут гороховый! – заорал ему вслед начальник райотдела.

– «Да, я шут, я паяц, так что же?..» – фальшиво загнусавил, выходя из приемной, Голицын.

– Прекратите паясничать, товарищ майор, – прикрикнул на него, остановившись в коридоре, Дятлов.

Голицын резко развернулся и, нагнувшись к самому уху особиста, зловеще прошипел:

– Слышь, ты, Дятел мигреневый! Я тебя и все твое ведомство на кончике булыги вертел. Я и смерть видел, и перья острые, и булыги надроченные… И через все прошел, не замаравшись. А таким, как ты и начальник райотдела с Мехлисом, еще на свободе у минетчиц учиться надо их нелегкому мастерству. У вас, крыс штабных, один путь, чтоб жопы свои спасти, – это минет королевский научиться делать. Так что, товарищ… майор… пока ты меня не поймал на чем-либо, перья свои не распускай. А то я их тебе быстро укорочу. И клюв твой дотошный в жопу твою большую и нежную запихаю. Понял?!

И, повернувшись спиной к вспотевшему и побледневшему Дятлову, отправился к себе в кабинет.

СИЗО, как правило, живет ночной жизнью. Ночью «коногоны» гоняют «коней», рассылая и получая тюремную почту. Ночью братва принимает «грев» у «прибитых» ею наглухо «попкарей». Ночью, после проверки и команды «отбой», менты хату уже не «раскоцают». Если только не случится ЧП. Да и народу в хате, как всегда, больше положенного. Так что и спят арестанты в три смены.

Червонец собрал «блаткомитет» хаты, состоявший из пяти старых арестантов, из которых у каждого за спиной была уже не одна ходка. Пока «шныри» канителились с чифиром, Червонец, забив три папиросы атомной дурью, пустил первую по кругу. В «хате» раздался специфический и такой желанный кашель. Не болезненный, с мокротой туберкулезной, не сухой и противный, а тот, о котором бывалые арестанты всегда говорят: «Не кашлянешь – не кайфанешь». И сквозь вонь и смрад плохо вымытых семидесяти с лишним мужских тел, сквозь ни с чем не сравнимые благоухания совковой параши пробился обожаемый арестантами дух свободного управляемого кайфа. Сидящие рядом с курящим шалманом заработали ноздрями, жадно глотая выдыхаемый счастливчиками дым. Чтобы хоть на «вторых» догнать.

Эх, доля арестантская. Нелегкая доля.

Пока чинарик обошел круг, подоспел чифирок. Полный фарш…

– Эх, еще бы бабу, – с вселенской тоской в честных до безобразия глазах пропел, растягивая слова, сидящий справа от Червонца карманник Лимон.

– Ну, ты, Лимон, и загнул. Иди на парашу, подрочи, а вместо бабы возьми «сеанс» из «Плейбоя».

– Да я там уже на всех «сеансах» был. У меня на глянец аллергия.

– Ну, тогда жди выводки. Тебе ж следак обещал свиданку с марухой.

– Так он за это пять явок, не меньше, потребует. А у меня делюга беспонтовая. Она по швам трещит. Терпила в суде поплывет, он меня не опознает. Поэтому следак и пыжится. Он мне за пару явок свою жену подмоет, а за пять сам жопу зачалит.

– Ну, так и влупи ему. Он у тебя молодой, симпатичный.

– Не-е, Червонец, я баб люблю. Мне жопы, даже красные, без интересу.

– Ну, тогда кури бамбук, хлебай чифир и радуйся жизни. Я тут тему одну прокачать хотел. Пусть шныри молдаванина подтянут.

Шнырь по кличке Шарик метнулся в пятый от окна проход и растолкал спящего там молодого, здорового молдаванина. Тот, заспанный и слегка удивленный – зачем это он среди ночи понадобился авторитетам? – подошел и, поздоровавшись, остановился напротив прохода у окна. Сидевшие и лежавшие на соседних нарах зеки притихли, понимая, что сейчас начнутся либо «качели», либо «спросняк».

Ночью на больничке СИЗО у осужденного по фамилии Кодряпу начался обширный инфаркт. То ли его спровоцировал состоявшийся вечером большой шмон, то ли спор с другими сокамерниками из-за «ушушаренных» кем-то сигарет. Но как бы там ни было, Кодряпу, сидя на параше, почувствовал сильную боль в груди и потерял сознание. Прибежавшая на крики сокамерников фельдшер долго не решалась будить дежурившую этой ночью подполковника Исямову. Пока все-таки она ее добудилась, пока вызвали ДПНСИ с ключами, пока открыли камеру, Кодряпу стало еще хуже. После беглого осмотра Исямова определила инфаркт.