Потерянный среди домов - Дэвид Гилмор

Я двинулся обратно вверх по лестнице под звуки «Битлз» и тут заметил маленькое пятно на ковре, рядом с началом лестницы. Это запало мне в душу, и у меня снова появилось такое чувство, что без всякой конкретной причины я буду помнить об этом вечно.

Добравшись до комнаты, я залез в стенной шкаф, соображая, что бы надеть, и увидел, что Скарлет оставила свой свитер. Я знал, что она искала его, а потому отметил в уме, что нужно сказать ей, но в ту же секунду об этом забыл. Шкаф больше не пах так зловеще, не казался таким чужим. Но у меня осталось чувство, что здесь таится что-то ужасное, спрятанное где-то в глубине, кожаные книги или пушка, или что-то вроде этого, но сегодня не было времени посмотреть. Я чувствовал странную торопливость, словно я должен был быть где-то, словно бы я забыл что-то, оставил дверь открытой или печку включенной.

Я отправился в центр города, следуя по Поплар-Плейнз, пока она не перешла в Давенпорт, а потом Давенпорт перешел в Авеню-роуд. Это депрессивный перекресток, одинокий, серый и отдаленный, он выглядит так, как будто здесь никогда не происходит ничего интересного. Я всегда чувствую себя здесь неуютно, словно этот угол рассказывает мне что-то плохое о моем будущем, как будто я закончу здесь бомжом однажды воскресным утром, если не буду делать все правильно. Однако я не знал, что именно правильно. Домашние задания и не бахвалиться, я полагаю. Я направился по Авеню-роуд, и немедленно все стало лучше: магазины цепочкой, гуляющие люди, китайская леди с охапкой цветов, парочка хорошеньких девушек в шортах. Одна из них мне улыбнулась. Потом, перед «Плас-Пигаль», я наткнулся на парня из школы. Он не был по-настоящему моим другом, но я давно его не видел и потому позабыл, что именно в нем мне не нравилось. И теперь испытывал щенячий восторг от мысли рассказать ему о Скарлет, если бы только сумел рассказать об этом так, чтобы не чересчур обнажиться.

– Давай посмотрим, обслужат ли нас, – сказал приятель.

Мы вошли в «Пигаль», спустились вниз по ступенькам в темную комнату. По-настоящему зловонную и затхлую, словно здесь не открывали окон с ХIХ века, это был бар колледжа, на самом деле довольно известный, но, поскольку до учебы оставался еще почти месяц, в нем было не особенно много народу. Мы сели в самой темной его части, у задней стены, где висели замороженные лампы, словно рыбьи глаза. К нам подошел парень в жилете и белой рубашке.

– Пару пива, – заказал мой приятель.

Он сказал это так хладнокровно, и прозвучало это так веско, что официант просто отошел и принес пиво. Он не спросил у нас удостоверение личности, ничего. Потом мы сидели, болтая ни о чем и заказывая еще пиво, и я обнаружил, что этот парень нравится мне все больше и больше. Мы стали рассказывать друг другу самые личные вещи, кто нам нравится в школе, что мы думали друг о друге раньше, и я даже рассказал ему, почему не пригласил его на вечеринку. Что-то подсказывало мне, что пора в этом признаться. Теперь он казался мне вроде как интересным. Эта широкая улыбка, сжатые губы, вроде как сосредоточенное выражение лица, словно я говорил что-то важное.

Я хорошо проводил время, все было плотным, многоцветным и постоянно двигалось, это было приятное чувство, и я хотел, чтобы оно продолжалось, так что я выпил еще пива. Я не слишком силен в выпивке, я хочу сказать, мне нравится напиваться, но не нравится вкус, так что я зажал пальцами нос и вылил пиво прямо себе в глотку, пузырьки выдавили слезы у меня из глаз. Иногда, когда я опускал слишком резко голову, пиво возвращалось из желудка, и от его запаха у меня по спи – не проходила дрожь отвращения. Но и это оказалось хорошо. Я чувствовал это кожей, словно мурашки. Вокруг все двигалось и остановилось интересней. Неожиданно я оказался один, мой друг исчез. Я сидел рядом с большим столом, полным ребят, они были университетские студенты, и я надеялся, что они поговорят со мной. Наконец какой-то парень обратился ко мне, и я вступил с ним в долгий спор, его друзья поначалу слушали нас, а потом вернулись к своей беседе. Мы говорили обо всем, что есть под солнцем: о политике, о Вьетнаме, обычно я в это не влезаю, потому что по-настоящему не в курсе. Но в данный момент я был порядком оживлен, даже находил аргументы насчет чего-то там, толком не помню, а потом парень вернулся к себе за стол, и я снова остался один. Я положил ногу на стул перед собой (на столе рядом стоял большой кувшин пива), и скосил левый глаз, не знаю почему, решил посмотреть, смогу ли я одним глазом разглядеть, который час. На помощь мне пришел парень в жилете – не тот парень, с которым я так долго говорил о Вьетнаме. Чувствуя себя словно в кино, когда вся публика смотрит тебе вслед, я поднялся и неторопливо, очень неторопливо направился к двери.

К тому времени, как я выбрался наружу, уже стемнело, в вышине сияла одинокая звезда, грустно-синий цвет неба сгущался к горизонту. Я сделал глубокий вдох, все еще представляя, что я в кино, и, волоча ноги, двинулся вдоль по улице. Я дошел до Блура. Из «Парк-Плаза» выходил мужчина, похожий на моего отца. У него была та же походка. Я сунул руки в карманы и огляделся, ожидая, что кто-нибудь заговорит со мной. Я шатался по Батурст, улице, тонувшей в ярком тумане, и подслушивал обрывки разговоров. Планировал, как расскажу Скарлет о прошедшем дне, о вещах, о которых думал, когда вышел из дому. Я сел в трамвай. Шлепнулся на сиденье, и мы поехали; звонок звенел, люди шагали по тротуару, глядя на освещенный трамвай, напоминавший аквариум с золотыми рыбками. Да, именно путешествующий аквариум с золотыми рыбками – вот на что мы были похожи. Потом я прошел под Воротами Принцессы, они были освещены, словно ненормальные, небо теперь было совсем темным, вышли звезды, летучая мышь просвистела в вышине; я смотрел на американские горки, похожие на большого жука на крутом берегу реки. Паровозик задержался на секунду прямо на их вершине, а потом парень в белой футболке поднял руку, словно стражник, и вот – ух, поезд пошел вниз, грохоча словно сумасшедший, девушки вопили.

Мужчина в зеленом пиджаке вразвалочку шел сквозь толпу.

– Кто это там внутри такого пиджака? – сказал я, хватая его за руку, но он вырвался и продолжал идти.

Я уже подпрыгивал по ступенькам Здания Пищи, когда увидел на самом верху лестницы Скарлет. Я издал радостный вопль, подбежал и обнял ее. Она была с одной из своих подруг, тощей девицей в красном свитере. Я встречал ее раньше.

– Привет, Рейчел, – сказал я. – Все еще говоришь о себе?

Скарлет скорчила гримасу и посмотрела на подругу.

– Милый мальчик, – сказала она.

Хотя это было правдой. В последний раз, как я видел Рейчел, она не могла остановиться, все говорила о себе, не важно, каков был предмет беседы. Я полагал, что у нее, во всяком случае, есть чувство юмора, как у меня насчет того, что я напился, но, очевидно, это было не так. Она как-то так посмотрела на Скарлет и бросила:

– Не поняла.

– Я просто шучу, – сказал я. – Как поживаешь?

– Ты пил, – сказала Скарлет.

– Целый день, – сказал я.

– Увидимся, Скарлет, – сказала Рейчел. – Пока, Саймон.