Потерянный среди домов - Дэвид Гилмор

Посвящается моему редактору Деннис Ли и в память о моей потрясающей матери Вирджинии Логан Вулф

В тот вечер мама взяла меня поужинать во французский ресторанчик в центре города. Приятное маленькое местечко на задней улочке. Официант подошел к ней и заговорил по-английски, но она ответила ему по-французски, краем глаза взглянув на меня, чтобы увериться, что я слышу. Он отвел нас к нашему обычному столику на втором этаже. Я любил сидеть там: оттуда можно было видеть весь ресторанчик, как люди едят, как рассчитываются официанты, видно было хорошенькую девушку в гардеробной. Я поднял руку, чтобы подозвать официанта.

– Не делай этого, – прошептала мама. – У них есть радары. И отличные.

И точно, в ту же минуту парень, который стоял к нам спиной, обернулся, увидел маму, подпиравшую рукой подбородок, и заторопился к ней. Она заказала мартини.

– Знаешь, о чем я сегодня думаю, – начала мама. Она любила приодеться и выйти на люди, и, когда бывала счастлива, как сегодня вечером, могла переупрямить самого упрямого ослика.

– Я думаю, тебе следует устроить вечеринку. Тебе шестнадцать, и у тебя ни разу не было вечеринки. И я неожиданно поняла почему. – Она коснулась моей руки, просто чтобы убедиться, что я слушаю внимательно.

– Ты боишься, нет, боишься – это не то слово, ты скорее нервничаешь, что никто не придет. Когда я была в твоем возрасте, то чувствовала в точности то же самое. Стыд от того, что никто не придет!

Появился мартини, и мама сделала глоток, обратив на него все свое внимание, словно она прислушивалась к какому-то очень слабому звуку с другого конца города.

– О небо! – продолжала она. – Знаешь, где делают изумительный мартини? В Италии. В Италии есть что-то такое, отчего хочется выпить мартини. – Она зажгла сигарету. – Послушай, что тебе стоит сделать. Нужно одеться во все самое лучшее. Пригласить множество, множество хорошеньких девушек, они неизбежно придадут вечеринке чувство значительности, и постараться, чтобы твои лучшие друзья пришли пораньше. Люди любят вечеринки. Я не преувеличиваю, Саймон, клянусь Богом, – гораздо больше удовольствия в том, чтобы устроить хорошую вечеринку, чем пойти на нее.

Мама потянулась к сумочке, открыла ее и вытащила чековую книжку. Распахнула ее щелчком и вытащила узкую серебряную ручку.

– Просто для забавы, – сказала она, – давай составим список людей, которых ты пригласил бы, если бы собирался устраивать вечеринку.

Так вот мы и сидели вдвоем, записывая имена на бумажной салфетке. Очень по-французски, на бумажной салфетке.

Подошел официант.

– Vous avez décidé, Madame?

– Non, pas encore. Mais dites, encore un, s'il vous plaоt, – сказала мама, показывая на свой стакан с мартини.

– Comme vous voulez, Madame.[1]

– Никогда не говори un autre,[2]– прошептала мне она. – Это означает, что ты хочешь другую выпивку. Итак, на чем мы остановились? Стоит ли нам пригласить Дафни Ганн?

– Уф. Нет. Только через мой труп. Кроме того, она хреново выглядит.

Мама положила ручку на стол.

– Саймон, это абсолютно недопустимо.

– Ну хорошо, прости. Просто я ее ненавижу. Только не она.

– Было бы классно, если бы ты пригласил ее. Это бы показало, что ты выше всего этого.

– Но это не так.

– Ты когда-нибудь говорил с ней?

– Нет, никогда. Словно она умерла.

– Ну хорошо, это твоя вечеринка. В этом все удовольствие. Ты приглашаешь кого захочешь. Так что в данный момент мы отправляем Дафни в лист ожидания.

– Я должен пригласить этих девочек-католичек. Они по-настоящему хорошенькие.

– О да, в особенности высокая. Эта девочка просто красавица. Как ее зовут?

– Анна.

– Анна. Да. Какая красота. У нее есть кавалер? У них всегда есть кавалеры, у таких девушек.

Мама отодвинулась назад, как делала всегда, когда хорошо проводила время, оперлась на локоть и поднесла сигарету к лицу. Она затягивалась, прежде чем сделать какое-либо замечание.

– О более, Саймон, – сказала она, – у тебя такие синие глаза, это просто меня убивает. Синие, как голубика.

И так оно и шло, пока наконец официант не принялся маячить у нашего стола, и мы были в какой-то степени вынуждены заказать себе что-нибудь из еды. С этими французскими официантами вечно так. Они могут заставить вас почувствовать себя виноватыми из-за чего угодно. Им даже не нужно ничего говорить.

– Итак, когда бы ты хотел устроить вечеринку? – спросила мама.

– Может, до того, как старик выйдет из больницы?

И вдруг все в одну секунду застыло, и я немедленно почувствовал, что сказал что-то не то.

– Это низко, – мягко сказала мама.

– Я имел в виду не низость. Просто веселее, когда его нет рядом.

Подошел официант. Взял со стола блюдце, заметил на полу испачканные салфетки, подобрал их и удалился.

– Ты права, – сказал я, – у них действительно встроен радар.

Но мама ничего не ответила.

Она молчала.

– Я вот что хочу сказать, – произнес я. – Когда у меня будут дети, я буду их растить точно так же, как это делаешь ты.

Мама окинула меня быстрым взглядом, и я неожиданно представил ее себе молоденькой девушкой, высокой, с крупными, привлекательными чертами.

– В самом деле? – спросила она. – Ты действительно думаешь, что я хорошо делаю свое дело?

– Я действительно так думаю.

– Ты уверен?

– Готов поспорить.

Она схватила пачку сигарет и вытряхнула одну.

– Боже, я чувствую себя ужасно, – сказала она. – Я чувствую, что мне нужен еще один мартини. Если я закажу еще один мартини, ты не станешь думать, что твоя мать ужасная старая пьяница?

Вернувшись домой, я отправился прямиком в комнату прислуги. Ну, это больше не была комната прислуги. Старушка здесь курила и сбрасывала пепел в кошачий туалет. Но с тех пор как я получил табель на Пасху, меня отправляли сюда каждый вечер делать уроки. На самом деле это был неплохой маленький уголок, канареечного цвета обои, отдельный от всего остального. Можно было слышать, как люди поднимаются по ступенькам, так что никто не мог застать меня врасплох. В особенности старик, который устраивал много шуму.