P.S. Я все еще люблю тебя - Дженни Хан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Папа понимающе улыбается.
– Это на нее похоже.
– С кем она встречалась, когда училась в школе? Она его сильно любила? Ты его знаешь?
– В школе твоя мама ни с кем не встречалась. Речь шла о ее соседке по комнате, Робин. – Папа посмеивается. – Она твою маму с ума сводила.
Я откидываюсь на спинку стула. Все это время я думала, что мама говорила о себе.
– Помню, как я впервые увидел твою маму. Она устраивала у себя в комнате прием в честь Дня псевдоблагодарения, и мы с приятелем туда пошли. Это был большой ужин, какой обычно организуют в День благодарения, только в мае. Она была в красном платье, и в те времена у нее были длинные волосы. Ты знаешь, ты видела фотографии. – Папа делает паузу, и его лицо озаряется улыбкой. – Она устроила мне взбучку, потому что я принес консервированную зеленую фасоль вместо свежей. Она всегда дразнила тех, кто ей нравился. Конечно, в тот момент я этого не знал. Я вообще тогда ничего не понимал в женщинах.
Ха! Тогда.
– Я думала, вы познакомились на лекциях по психологии, – говорю я.
– По словам твоей мамы, мы целый семестр вместе ходили на психологию, но я не помню, чтобы я ее там видел. Это был огромный лекционный зал с сотней человек.
– Но она тебя заметила, – улыбаюсь я.
Об этом я уже слышала. Мама говорила, что ей нравилось, как он внимательно слушал лекции, и что его волосы были слишком длинными на затылке, как у рассеянного профессора.
– Слава богу, что заметила. Что бы я без нее делал?
Папа замолкает. Что бы он делал? Конечно, у него никогда бы не было нас, но и вдовцом он бы тоже не стал. Сложилась бы его жизнь счастливее, если бы он женился на другой девушке, сделал другой выбор?
Папа берет меня за подбородок и уверенно говорит:
– Без нее я был бы никем, потому что у меня бы не было моих девочек.
Я звоню Питеру и рассказываю о том, что миссис Дюваль позвонила папе, что он все знает о видео, но поговорил с директором Локлэном и теперь все будет хорошо. Я ожидала, что он вздохнет с облегчением, но он все еще кажется расстроенным.
– Теперь твой отец меня ненавидит, – вздыхает Питер.
– Вовсе нет, – уверяю я его.
– Думаешь, мне стоит ему что-нибудь сказать? Ну, там… извиниться, поговорить как мужчина с мужчиной?
Я содрогаюсь.
– Ни в коем случае. Папа не умеет говорить на такие темы.
– Да, но…
– Пожалуйста, Питер, перестань беспокоиться. Я же сказала, все улажено. Директор Локлэн сделает объявление, и нас оставят в покое. К тому же тебе не за что извиняться. Я принимала в видео такое же участие, как и ты. Ты ни к чему меня не принуждал, я сама хотела.
Вскоре мы прощаемся. Хоть теперь можно не волноваться по поводу видео, я все еще тревожусь за Питера. Он расстроился, потому что не смог меня защитить, но я знаю, что отчасти он терзается из-за того, что была задета его гордость, и ко мне это не имеет никакого отношения. Неужели мужское самолюбие – такая нежная, хрупкая штука? Похоже на то.
Письмо приходит во вторник, но замечаю я его только утром в среду, перед школой. Я сижу на кухонном подоконнике, грызу яблоко, жду, когда Питер за мной приедет, и просматриваю почту. Счет за электричество, счет за кабельное, каталог нижнего белья, выпуск ежемесячного детского журнала «Мир собак», на который подписана Китти. И вдруг – письмо, в белом конверте, адресованное мне. Мальчишеский почерк. Обратный адрес, который мне ни о чем не говорит.
Дорогая Лара Джин,
На прошлой неделе на нашу подъездную дорожку упало дерево, и мистер Барбер из фирмы «Благоустройство Барберов» приезжал, чтобы его оттащить. Барберы – это семья, которая въехала в наш старый дом в Мидоувридже, и кто бы мог подумать, что именно они владеют компанией по благоустройству. Мистер Барбер принес твое письмо. Судя по штампу, ты прислала его еще в сентябре, но я получил его только на этой неделе, потому что его отправили на мой старый адрес. Поэтому я так долго не отвечал.
Твое письмо навеяло много, казалось бы, забытых воспоминаний. Например, о том, как твоя старшая сестра сделала арахисовые батончики в микроволновке и вы решили, что мы должны устроить соревнование по брейк-дансу, чтобы определить, кому достанется самая большая порция. Или о том дне, когда я не мог попасть домой, поэтому пошел в наш домик на дереве, и мы с тобой просто сидели там и читали, пока не стемнело и не пришлось включать фонарики. Помню, тогда еще твой сосед жарил гамбургеры и ты взяла меня «на слабо», чтобы я пошел и попросил его с нами поделиться, но я струсил. Когда я вернулся домой, меня сильно отругали, потому что никто не знал, где я был, но оно того стоило.
Я перестаю читать. Я помню тот день, когда мы оба не могли попасть домой. Сначала я, Джон и Крис тусовались втроем, но потом Крис нужно было уходить, и остались только мы с Джоном. Папа уехал на семинар, и я не помню, где в тот день были Марго и Китти. Мы так проголодались, что набросились на пачку «Скиттлс», которую Тревор припас под половицей домика на дереве. Думаю, я могла бы обратиться к Джошу за кровом и едой, но мне нравилось оставаться бездомной вместе с Джоном Амброузом Маклареном. Как будто мы были в бегах.
Должен сказать, твое письмо меня ошарашило. Когда мне было тринадцать лет, я был сопливым балбесом, а ты – взрослым человеком со сложными мыслями и эмоциями. Я даже яблоко не мог сам порезать и всегда просил маму. Если бы в восьмом классе я написал тебе письмо, в нем бы говорилось, что у тебя красивые волосы. И все. Просто: «У тебя красивые волосы». Я был таким бестолковым. Я понятия не имел, что нравлюсь тебе.
Несколько месяцев назад я видел тебя на Модели ООН в школе Томаса Джефферсона. Ты вряд ли меня узнала, но я тогда представлял Китайскую Народную Республику. Ты передала мне записку, и я окликнул тебя по имени, но ты так и ушла. Потом я пытался тебя найти, но тебя нигде не было. Ты меня не видела?
Больше всего мне любопытно, почему ты решила отправить мне это письмо спустя столько лет. Если захочешь позвонить мне, написать на мой новый адрес или связаться по электронной почте – буду рад.
P. S. Раз уж ты спросила, никто не называет меня «Джонни», кроме мамы и бабушки. Но тебе тоже можно.
Я медленно выдыхаю.
В средней школе у нас с Джоном Амброузом Маклареном было два «романтичных» эпизода. Первый – это поцелуй во время игры в бутылочку, который, честно говоря, был ни разу не романтичный. А второй – когда нас застал дождь во время урока физкультуры, и до этого года это был самый романтичный момент в моей жизни. Хотя вряд ли Джон помнит его в таком смысле. Если вообще помнит. Получить от него письмо после стольких лет – это все равно что вернуть его из мертвых. Это сильно отличается от нашей мимолетной встречи на Модели ООН в декабре. Тогда я будто увидела привидение. А это настоящий, живой человек, которого я знала и который знал меня.
