Зловещий трофей - Валерий Шарапов

На подъезде к Лежнево Иван не выдержал, перестал крутить свою трость и с раздражением сказал:

— Сейчас бы водки махнуть. Наркомовскую норму. Или сразу две. Похожее состояние у меня было, когда первый раз приехал на место убийства. Тогда я тоже ни хрена не понимал, что делать.

Васильков швырнул окурок в открытое окно:

— И я пока не вижу связи.

— Нет, Саня, ты со своей интуицией опять выстрелил в десятку.

— Да что толку от той десятки?

— Э‑э, брат! Даже если никакой связи между московскими убийствами и рассказом Пфеффера не обнаружится, то никто пенять на твой интерес к «Хорьху» не станет. Ты копал в его направлении не зря. Ты чуял, что с ним не все так просто! И оказался прав!

— Брось, — отмахнулся Александр. — «Хорьх» после двенадцатого февраля побывал в стольких передрягах. Сколько с тех пор прошло?. Март, апрель, май, июнь, июль — пять месяцев! Целых пять месяцев, Ваня!

— А вдруг? Чем черт не шутит? Вдруг никто не заметил, не залез, не догадался? И еще один момент. Знаешь, кто больше всех возмущался нашим интересом к «Хорьху»?

— Кто?

— Урусов. Александр Михайлович Урусов! Представляю его лицо, когда мы доложим о признаниях Пфеффера…

Друзья радостно обсуждали неожиданный поворот в оперативном расследовании до самого Владимира. В древнем русском городе они решили на полчаса задержаться, чтобы пообедать. Отыскав на окраине рабочую столовку, сыщики и водитель служебной «эмки» вымыли руки и встали в очередь на раздаче.

Водки в столовой не предлагали. Но они не расстроились: с удовольствием похлебали густые щи, съели кашу на мясном бульоне и выпили по стакану чая.

А когда машина снова побежала в сторону столицы, двух майоров сморил крепкий сон…

* * *

— Вот и повстречались мы с целым немецким генералом, — проснувшись и поглядев в окно, сказал Старцев.

Васильков потянулся, зевнул.

— С бывшим генералом, — уточнил он. — Где мы?

— Богородск[16] миновали, — откликнулся с переднего сиденья водитель. — Через полчасика будет Москва.

Сыщики закурили, чтобы побыстрее отогнать остатки сна.

— Да, ты прав: с бывшим, — поправил стоявшую у дверки трость Иван. — Таким важным себя ощущал, покуда при власти был, да при армии. А как дали по башке, так заплакал, на жалость начал давить. Папиросу вон попросил…

— Думаю, так бывает со всеми, кто мнит о себе слишком много, — вздохнул Сашка и вдруг засмеялся:

— А помнишь, как наш Кац едва полковника из немецкого тыла не приволок?

— Кац? Ах да! Конечно, помню! Интересно, где сейчас Мишка?

— Жив-здоров, слава богу, наш Михаил Ильич. Слышал, что поселился под Ленинградом.

— Отважный мужик.

— Это да. Я сначала за него побаивался, а потом… Ни разу не пожалел, что взял его в разведку.

— Еврей, что ли? — подивился водитель.

— Еще какой!

— Их разве в разведку брали?

— А чего ж не брать? — вступился за сослуживца-фронтовика Старцев. — Чем они хуже? Отличные солдаты, между прочим!

— Ну, не знаю…

* * *

Евреев в полковую и дивизионную разведку брали с большой охотой. Во-первых, потому что идиш схож с немецким языком, и все евреи на фронте, считай, работали за переводчиков. Во-вторых, командование четко знало: еврей рук в бою не поднимет и к немцам ни за что не перебежит. Это вернейшая для него погибель.

К попавшему в подразделение Василькова Мишке Кацу поначалу долго присматривались: не пьет ли, о чем рассказывает. Но Мишка по природе своей уродился хулиганистым, дерзким, если что — сразу давал отпор, да и пил наравне со всеми. В общем, легко вписался в дружный коллектив разведчиков. А через месяц он уже был своим в доску и едва ли не через ночь ползал в составе группы за линию фронта.

Таких случаев, чтобы разведгруппа в полном составе погибала в тылу врага, в дивизии никто не припоминал. Случалось, что погибала половина и даже большая часть. Но назад возвращались все, так как в разведке существовал неписаный закон: своих убитых и раненых врагу не оставлять.

И вот однажды разведчиков отправили на «поиск». Старцев в группу не попал, был легко ранен. Василькова в тыл к немцам не отпустило командование, и «поиск» возглавил лейтенант с полугодовым опытом. Полгода — это ничто для гражданки, для производства, для освоения новой профессии или для другого спокойного занятия. А на фронте все быстро: хочешь жить — учись, постигай. И пересдачи экзамена не будет. Не сдал — похоронка с сухой строчкой «погиб смертью храбрых». Потому лейтенанта считали вполне опытным и добротным разведчиком.

Группа удачно перешла линию фронта, а дальше не заладилось. Нет подходящего «языка», и все тут. Охотились долго — пару дней не возвращались. Васильков со Старцевым изнервничались и поклялись всеми правдами и неправдами, что в следующий раз пойдут в «поиск» сами.

Тут пехота с соседнего участка сигналит: кажись, ваши возвращаются — встречайте.

Офицеры туда.

Точно — ползут. Но вместо двенадцати человек всего четверо. Да и те волокут по промерзшей земле раненых товарищей.

Свистнули своих. Перебрались через бруствер, поползли навстречу помогать. А там Кац за старшего. Еле живой от усталости, шепчет:

— Четверо раненых. Забирайте… А там, позади, четверо убитых дожидаются. Мы за ними…

Так или иначе, а в свое расположение вернулись все: восемь живых и четверо мертвых. Глотнув водки и согревшись в блиндаже, Мишка Кац рассказал, как все было.

На ближних позициях никого выследить не удалось, и лейтенант приказал двигаться дальше. Бытовала в разведке такая теория, что чем дальше от передовой, тем проще взять «языка». И действительно, за прифронтовым лесочком обнаружили что-то вроде технической базы по первичному ремонту техники. Один офицер, два десятка обслуги в замасленных комбинезонах, отделение охраны с винтовками.

Хотели перебить охрану и по-быстрому взять офицера, как вдруг подъезжает блестящая машина с мотоциклетом. Выходит из машины важный фриц в щеголеватой серой шинели. «Полковник!» — разглядел в бинокль плетеные погоны лейтенант. Посовещались. Надо брать. Когда еще такой случай представится? Распределили обязанности, окружили мастерскую и навалились разом…

Сработали четко — немцев перебили, может, двое или трое утекли в сторону леса. Из своих только двое легко ранены. А главное, полковник живехонек, обезоружен и связан по рукам. Довольные разведчики бегом обратно к своим. Задание почти что выполнили, осталось доставить добычу штабным.