Великая война без ретуши. Записки корпусного врача - Василий Кравков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
13 ноября. […] Рано утром зашел в 494-й полевой госпиталь; главн[ый] врач — Евсеев; работа идет дружно, прекрасно; высказал всем благодарность, моими ласками врачи до слез тронуты, они их ни от кого до сих пор не видали, привыкли лишь скрепя сердце переносить от массы начальствующ[их] лиц одно цуканье и угрозы: «Разнесу!» А начальство наше из ложно понимаемых своих обязанностей считает своим долгом быть более враждебно настроенным к медицинскому персоналу госпиталей, чем к пруссакам! Своими огульными разносами и противоестественными требованиями, вместо того ч[то]б[ы] подбодрить врачей, сеют между ними лишь одно уныние и мешают их покойной деятельности, отсюда резкая разница в типе красн[о]крестск[их] врачей и наших военно-санит[арного] ведомства: первые душевно приподняты, последние — забиты, и признаются мне чистосердечно, что только от меня они и впервые за время кампании видят человеческое к ним отношение. […]
Все больше убеждаюсь, что главные революционеры, губящие Россию, — это наш правящий класс и военная бюрократия с пресытившимся, туго набитым доверху и совершенно глухим к элементарным нуждам народа брюхом. По ампутации гангрены немецкого милитаризма очередной задачей России должна была бы быть и ампутация нашей полицейско-бюрократическо-хамской гангрены правящих слоев, на околпачивании и эксплуатации невежественных масс строящих все свое благополучие.
Случилось, что я и ожидал: считавшиеся окруженными нами сначала якобы два корпуса немецких, затем дивизия, преблагополучно вышли из нашего кольца под Варшавой; не из артистов наши стратеги![258]
14 ноября. Небольшой морозец, хороший серенький денек. Часов в 9 утра выехал в санитарное турне на автомобиле с капитаном Пономаренко по шоссе на север — в Ковален[259]. Переговорил с корпусн[ым] врачом 20-го корп[уса] обо всем; он «премного остался доволен», если его корпус будут обслуживать санит[арные] транспорты №№ 7 и 8, да еще будет поставлено по госпиталю в Ковалене и Филипове.
Из Гольдапа[260] поехал верст за 8–9 к СЗ, в штаб 53-й дивизии[261]. Оригинал — начальник дивизии, весьма дружно живущи[й] с своим дивиз[ионным] врачом; как он устроил ретирад из комнаты в окно! Штаб, видимо, съюченый; слухи о мире; в Москве будто о нем сильно поговаривают; генерал думает, что к Рождеству война кончится, т[а]к к[а]к-де больше и воевать нельзя: люди перемерзнут за отсутствием теплой одежды и переутомления, от к[ото]рого они прямо засыпают в окопах! […]
15 ноября. […] Сильная пальба орудийная к СЗ. Приступают к бомбардировке Летцена. 16 осадных уже подвезли, ждут из Осовца еще 14 штук. Истощили бензин; достать в штабе мой адъютант не мог, пока не предложил шоферу 30 коп[еек], за что дали около пуда его. Выехали в полдень в 26-й корпус на Клейн — Тоблен; дорога путаная; густой сплошной красный лес[262], масса диких коз, кабанов; по дороге встретили много немецких взятых нами фурманок и лошадей… […]
Уже стемнело, когда прибыли в штаб 26-го корпуса; познакомился с Гернгроссом[263]; корпусной врач в отделе от штаба!
Назад на Марграбово. Леса, озера… плутание; по дороге стая волков около павших лошадей… По пути останавливался] во врачебн[ых] заведениях[264]. Мой капитан Пономаренко ведет себя как к[акой]-нибудь ключарь или келейник, сопровождающий по епархии преосвященного.
В Орловене попали в 140-й полев[ой] госпиталь, приданный к дивизии. Шла всенощная. Прекрасное пение; регент — сам врач Острогорский[265], ученик Николая[266]. Служил истово батюшка Ири- ней из Валаамского монастыря; трогательное пение «не имамы иныя помощи — не имамы иныя надежды, разве Тебе, Владычица…» Сами выпекают просфоры. Уже поздно ночью добрались до Марграбова[267].
16 ноября. 0°R[268]; тихо. После объезда 20-го, 22-го и 26-го корпусов еще не приду в себя — в голове хаос; такая масса заявленных и обнаруженных нужд […], что просто ужас. Не развивается ли у меня уж старческое слабоумие — память и соображение в большом ущербе, рассеянность необычайная. Кроме того, чувствую такую физическую слабость, что не в состоянии ходить, и очень тяжело подняться с кровати. […]
1- я армия прохвоста Ренненкампфа почти на целый переход отступила! Наша армия перешла в общее наступление. […]
17 ноября. […] Слава Богу, мошенник Ренненкампф отстранен от командования армией и на место его назначен командир 5-го корпуса Литвинов[269]; по словам нашего командующего Сиверса, все, что ни говорится пакостного о Ренненкампфе, никоим образом не следует считать преувеличенным, а напротив — лишь приуменьшенным!! Давно надо было понять кому ведать надлежит, что этот аферист мог быть, положим, и разудалым начальником кавалерийской дивизии, но не больше, нельзя же было его назначать командующим армией! В штаб 1-й армии уехал сегодня и Одишелидзе, назначенный туда на ту же должность начальника штаба армии. Пообчистится, может быть, теперь несколько и состав штаба, бывший при Ренненкампфе — этой «банды разбойничьей». […]