Дневник осени - Белла Торн

А потом я вспоминаю. Конкурс Кайлера Лидса! Сегодня был последний шанс принять в нем участие. Амалита говорила, что заявок ожидается столько, что они могут просто обрушить сервер. Мне одновременно досадно и смешно, что на фоне всех последних событий кого-то может до такой степени интересовать какой-то дурацкий телевизионный конкурс.

– Ну и что тебя так удивляет? – говорю я. – Не ты ли сама утверждала, что существует большая вероятность того, что это произойдет?

– О чем ты? – спрашивает Амалита.

– О конкурсе Кайлера Лидса.

– Конкурсе Кайлера Лидса?! – она произносит это так, словно речь идет о соревновании «Кто замучает до смерти больше щенков»?

– Ну да… – произношу я. – А ты о чем?

– Отем! Я про Ринзи!

– А что с ней?

– Ее машина попала в аварию! Она в больнице!

Меня сковывает холодом, словно я с разбегу окунулась в ледяное озеро. Я даже сказать ничего не могу.

– Отем? – окликает меня Амалита. – Ты слушаешь?

– Да, – едва мямлю я в ответ.

Я хватаю блокнот и нахожу последнюю запись, хотя и так прекрасно помню свое пожелание.

«Пусть в следующий раз Ринзи будет больно».

О боже! Что я наделала?

Я пытаюсь выпытать у Амалиты детали, но она сама толком ничего не знает, поэтому я быстро заканчиваю с ней разговор и звоню Шону.

Он не отвечает. Неудивительно: он, наверное, дико зол на меня за сайт, который я не писала. Через пару секунд мне приходит сообщение.

Шон: Видел, что ты звонила. Не могу сейчас говорить.

Отем: Нет проблем. Слышала про Ринзи – что произошло?

Шон: Автомобильная авария. Ее брат приехал, был за рулем. Заснул и врезался в телефонный столб. Ринзи была не пристегнута, и ее выбросило из машины.

Отем: Бог мой! Она сильно пострадала?

Шон: Да нет, ничего. Только сломала ногу в трех местах. Могло быть гораздо хуже.

Отем: Кошмар…

Шон: Должен идти. Я в больнице с Ринзи и моими родителями. Ее скоро выпишут. До завтра.

Отем: Конечно.

Злобная часть моей натуры сейчас испытывает невероятную радость. Не по поводу аварии Ринзи. Это действительно ужасно. Я радуюсь, что, несмотря на то что Шон сейчас в больнице, куда попала его почти-сестра, он все же написал мне. Значит, не так уж он и зол.

Уже слишком поздно, но я набираю Дженну. Она не сразу берет трубку. Вряд ли ее родители обрадуются позднему звонку, но я им нравлюсь. Так что есть надежда, что они меня за это простят.

– Кто-то умер? – бормочет Дженна сонным голосом.

– Я загадала, чтобы Ринзи было больно, и она попала в аварию и сломала ногу в трех местах, – выпаливаю я, сжимая трубку так сильно, что костяшки моих пальцев побелели.

– Что? – Из голоса Дженны исчезла сонливость. Она полностью проснулась. Я рассказываю ей все и скидываю ссылку на сайт, чтобы ей стало понятно, что меня так взбесило. Я зачитываю ей свое пожелание, четко проговаривая каждое слово, и заканчиваю пересказом того, что узнала от Шона.

– Все ясно, ты должна избавиться от блокнота, – она произносит это как нечто само собой разумеющееся.

– Я тоже об этом думала. – Я беру книжицу в руки, чувствую мягкость ее кожаной обложки, разглядываю лицо в треугольнике. Странным образом оно выглядит грустным.

– Не уверена, что смогу это сделать, – признаю я свою слабость. – Ведь это – часть папы.

Выбросить блокнот – значило бы разорвать последнюю ниточку, связывающую меня с ним.

– Но ты ведь не знаешь этого наверняка, – напоминает мне Дженна. – Это лишь слова Эдди.

– Знаю. Но мне кажется… – говорю я, нервно сглотнув. – Когда я пишу в нем, я как будто бы с ним разговариваю.

– Ну хорошо… Хорошо…

Я словно вижу, как она в своей комнате меряет шагами круглый ковер, как будто это маленькая беговая дорожка.

– Тебе нужно съездить к Эдди, – наконец говорит она. – Знаю, мы уже это обсуждали и она не в себе, но сейчас дела приняли слишком серьезный оборот. Тебе надо попытаться выяснить, не знает ли она чего-нибудь такого, что может помочь.

Мне очень неохота возвращаться в «Сенчури Акрз», но Дженна права, и я без особого энтузиазма обещаю ей поехать туда завтра после уроков.

Потом я вешаю трубку и долго еще рассматриваю блокнот, прежде чем уснуть.

* * *

– А ты смелая, – говорит Джей-Джей, когда на следующий день я присоединяюсь к нему по дороге в школу.

– Что ты имеешь в виду?

Он вздергивает бровь, и я тут же вспоминаю сайт «Зима тревоги нашей». Я была так расстроена тем ужасом, который натворила, что совсем забыла о том, к чему я непричастна.

– Все очень плохо? – спрашиваю я, не глядя на него.

– Ну, к концу дня у особо смышленых все же начали возникать некоторые сомнения в том, что ты могла быть в курсе такого количества мерзостей про каждого от сотворения мира и до сегодняшнего дня, притом что ты в нашей школе всего пару месяцев, а до этого никого из них знать не знала.

– А-а-а, уже хоть что-то… – произношу я саркастически. – Спасибо и на том.

– Но их несравнимо меньше, чем идиотов, придерживающихся диаметрально противоположного мнения и готовых поклясться, что ежедневно видели, как ты шпионишь за людьми и записываешь результаты своих наблюдений во время легкоатлетических тренировок.

Я уставилась на него.

– Да ничего я не записывала! Я смотрела, как тренируется Шон!

– Что я и пытался им объяснить, если был в пределах слышимости, – говорит он. – Не знаю, может, сегодня будет поспокойнее. У каждого есть что обсудить помимо этого.

В этот момент мы пересекаем парковку, и вдруг замечаем Ринзи. Она сидит на пассажирском месте в джипе Шона, стоящем у обочины. Ее дверца открыта, и она качается на сиденье из стороны в сторону. Ее нога в пурпурном гипсе, доходящем до середины бедра.

– Да ладно! – восклицаю я. – Еще вчера вечером она была в больнице, а сегодня уже в школу приперлась?

Джей-Джей фыркает.

– Ты что, шутишь? Да она на седьмом небе! В «Твиттере» даже есть отдельный аккаунт, посвященный ее гипсу.

Вокруг машины Шона толпится народ. Все собравшиеся разинув рты наблюдают за тем, как Ринзи медленно сползает на край сиденья и ожидает, морщась, пока Шон вытаскивает из багажника пару костылей. Он обходит машину, подносит их Ринзи и придерживает, чтобы она могла выползти из машины, опереться на здоровую ногу и взять их.