Женщина и доктор Дрейф - Маре Кандре

Женщина же просияла,

ему даже как-то больно стало, когда он увидел, что она прямо светится от облегчения.

— Что, доктор, скажите, что?

— Вам нужно просто-напросто все забыть!

Свой приговор он произнес очень спокойно, исключительно четко выговаривая каждый слог, чтобы она как следует поняла содержание всего сказанного.

Однако женщина только смотрела на него с удивленным и растерянным видом.

Она непонимающе покачала головой и в крайнем изумлении повторила его слова:

— Забыть все это?

Дрейф еще больше перегнулся через письменный стол, впиваясь буравящим взглядом ей в глаза, и, находя ситуацию очень неловкой, улыбнулся еще напряженнее и нанес смертельный удар:

— Именно так!

Женщина наморщила лоб

(что, вероятно, должно было означать, что слова его начали действовать).

Она в полном молчании сидела на диване, аккуратно сложив руки на коленях, и после длительного раздумья вновь искоса поглядела на него:

— Все?

— Да, все!

Черт побери, неужели его так трудно понять!

Медицинская это сенсация или нет,

ему вдруг совершенно расхотелось, чтобы болезнь была названа его именем,

наоборот,

ему захотелось от нее отделаться раз и навсегда и забыть женщину!

Он сделал еще одну попытку убедить ее:

— Вы должны жить так, словно этого никогда не было, барышня, вы должны жить здесь и сейчас, сегодняшним днем,

вы должны рассматривать все это как нездоровую фантазию,

потому что именно так оно и есть —

нездоровье, фантазия,

и вам совсем нельзя думать, барышня,

и это — прежде всего!

Последнее он несколько раз со строгим видом повторил:

— Мысли вредны женщинам, барышня,

помните об этом,

вы сами видите, какой вы делаетесь больной, когда обременяете свой маленький мозг разными мелочами из так называемой истории женского пола!

— Но, доктор…

Однако протесты женщины были напрасны,

ибо Дрейф сурово повторил свой приговор,

назидательно подняв палец и зажмурив глаза:

— Не думать, барышня, не думать,

прежде всего —

не думать,

такое занятие может обезобразить вашу внешность,

преждевременно состарить,

придать вашему лицу такое кислое и нелюдимое выражение,

что мужчины будут спрашивать, почему у вас постоянно надутый вид,

вы ведь этого не хотите?

Она съежилась, бессильно опустила голову, а потом снова поднялась и все-таки стала возражать предписанию Дрейфа.

— Но как же я могу забыть плод и все то уничижение,

и все слезы, которые тысячелетиями проливались в пустоту подо мною и во мне,

и пламя,

которое горит?

Теперь, когда она назвала эти детали, содержание анализа напомнило о себе мгновенными вспышками, в голове у нее одна за другой стали всплывать разные картины.

— Как я могу когда-нибудь забыть костер и то, как у меня загорелось лицо,

а случай в лесу?

Она быстро искоса глядела на собственное тело, но тут же подняла глаза.

Ее большие темные глаза были полны мольбы, такой пронзительной, что даже доктору Дрейфу трудно было оставаться равнодушным.

— Как я могу об этом забыть, доктор?

Но Дрейф лишь улыбался.

Он улыбался и улыбался, пока лицо его совершенно не онемело, но в то же время в нем опять росло раздражение.

Зачем они, скажите на милость, вообще к нему приходят со своими неразрешимыми женскими проблемами, если даже после анализа отказываются согласиться с объяснениями, советами и заключениями специалиста?

Он утешал себя тем, что это скоро кончится.

В любую секунду.

Ему только надо еще немного потерпеть!

Поэтому он проглотил свое возмущение, отодвинул журнал, немного рассеянно потрогал разные предметы на письменном столе и небрежно сказал ей:

— Это очень просто, барышня,

все это совершенно исчезнет, когда вы начнете рожать детей и посвятите свои дни вязанию кружевных скатертей и прочим милым и приятным занятиям!

Это почему-то не возымело на женщину ни малейшего успокоительного эффекта,

скорее напротив.

В голосе ее появилась какая-то безнадежность,

словно у нее началась клаустрофобия,

словно у нее перед самым носом захлопнулась тяжелая дверь,

и она закричала прямо ему в лицо:

— Но я не хочу никаких детей, доктор!

Тут Дрейф снова чуть было не лишился терпения.

Ему действительно пришлось в который раз до предела напрячься, чтобы не утратить самообладания,

но когда ему удалось совладать с собой, он долго и от всего сердца смеялся над ее совершенно ребяческим ответом.

И как он раньше этого не понял!

Она же просто сидит и разыгрывает его,

то-то и в глазах ее все мелькает шельмовской огонек…

Он сполз со стула и вышел на середину комнаты, не забывая, однако, держаться на почтительном расстоянии от женщины,

так как в нем еще жила память о нападении.

— Милая барышня, ведь этого хотят ВСЕ женщины, даже если они и сами об этом не знают,

глубоко в душе,

по некоторым причинам женщина, как правило, не имеет и не будет иметь понятия о своих настоящих чувствах, желаниях и потребностях…

Женщина глядела на него крайне недоверчиво, и Дрейф почувствовал, что теперь до нее действительно дошла его фраза,

несмотря на то, что смысл фразы по многим причинам было ей невыносим.

Разумеется, не более чем секунду спустя она опять заупрямилась и стала возражать:

— Но я же ЗНАЮ, что не хочу ребенка, доктор, нет ничего, в чем бы я была так убеждена,

я вовсе не люблю детей, они меня раздражают, мне скучно с ними,

да, с тех самых пор, когда я родила на глинистом поле ребенка, который был отсроченным плодом того случая в лесу, я не могу терпеть детей!

Дрейф на минуту закрыл глаза, поднес пальцы ко лбу, чтобы сдержать приступ ярости, затем снова поднял глаза и натянуто улыбнулся пациентке: