Приключения рождественского пудинга - Агата Кристи

– Как вы, без сомнения, знаете, Леверсона на обеде не было, – начал секретарь. – Он серьезно поссорился с дядей и уехал обедать в гольф-клуб. В связи с этим сэр Рубен пребывал в очень плохом настроении.

– То есть не очень дружелюбный Monsieur[54], не так ли? – деликатно уточнил Пуаро.

Трефьюзис рассмеялся.

– У него был совершенно необузданный нрав! Я же проработал на него девять лет и отлично изучил все его штучки. Он был очень тяжелым человеком, месье Пуаро. Иногда у него случались приступы почти детской ярости, и тогда он оскорблял любого, кто к нему приближался. Сейчас я к этому уже привык – и завел привычку не обращать никакого внимания на то, что он мне говорит. И хотя сердце у него было не такое уж плохое, его тупые манеры могли вывести из себя любого. Так что главным было молчать и не вступать с ним в пререкания.

– Другие были так же мудры в этом смысле, как и вы?

Трефьюзис пожал плечами.

– Леди Астуэлл любит хорошую ссору, – сказал он. – Она совсем не боялась сэра Рубена, всегда давала ему отпор и ни в чем не уступала. После они мирились, и сэр Рубен действительно был ей предан.

– А в тот вечер они тоже ссорились?

Секретарь бросил на детектива косой взгляд, некоторое время поколебался, а потом сказал:

– Кажется, да. А почему вы спросили?

– Просто пришло в голову, вот и всё.

– Конечно, наверняка я не знаю, – пояснил секретарь, – но похоже было, что дело идет к этому.

Пуаро не стал настаивать.

– Кто еще присутствовал на обеде?

– Мисс Маргрэйв, мистер Виктор Астуэлл и я.

– Что было потом?

– Мы перешли в гостиную. Сэр Рубен с нами не пошел. Минут через десять он вернулся и устроил мне выволочку по поводу какой-то пустяковой ошибки в письме. Я поднялся вместе с ним в Башенную комнату и все исправил. Потом пришел мистер Виктор Астуэлл и сказал, что хочет с ним о чем-то поговорить. Я спустился вниз и присоединился к двум дамам. Минут через пятнадцать я услышал, как сэр Рубен громко позвонил в звонок, а потом появился Парсонс и сказал, что он срочно требует меня к себе. Мистер Виктор Астуэлл как раз выходил из комнаты, когда я подошел. Он меня чуть не убил дверью. Было видно, что он чем-то здорово раздосадован. У него тоже тот еще характер… Думаю, что меня он даже не заметил.

– А сэр Рубен не говорил о том, что между ними произошло?

– Только следующее: «Виктор настоящий лунатик. Когда-нибудь он точно влипнет из-за этих своих приступов ярости…»

– Ах вот как, – сказал Пуаро. – А вы не догадываетесь, в чем там было дело?

– Не имею ни малейшего понятия.

Сыщик медленно повернул голову и посмотрел на секретаря. Последние слова тот произнес слишком поспешно. У Пуаро появилась уверенность, что Трефьюзис может сказать гораздо больше того, что сказал. Но он опять не стал настаивать.

– А потом? Умоляю вас, продолжайте.

– Я пробыл у сэра Рубена где-то часа полтора. В одиннадцать пришла леди Астуэлл, и сэр Рубен отпустил меня спать.

– И вы пошли спать?

– Да.

– А вы не знаете, сколько она пробыла у него?

– Не представляю. Ее спальня на втором этаже, а моя – на третьем, так что я не слышал, как она ложилась.

– Понятно. – Пуаро, пару раз кивнув, вскочил на ноги. – А теперь, месье, проводите меня в Башенную комнату.

Вслед за секретарем он поднялся по широким ступеням на площадку второго этажа. Здесь Трефьюзис провел его по коридору к обитой тканью двери, ведущей на черную лестницу, а потом через короткий коридор, который тоже оканчивался дверью. Они прошли в нее – и оказались на месте преступления.

Это была высокая комната, раза в два выше, чем любая другая в доме, площадью приблизительно футов тридцать. На стенах были развешаны шпаги и ассегаи[55], а на столах стояло множество колониальных безделушек. В дальнем конце, в амбразуре окна, располагался большой письменный стол. Пуаро прошел прямо к нему.

– Здесь и нашли сэра Рубена?

Трефьюзис кивнул.

– Как я понимаю, его ударили сзади?

И опять кивок секретаря.

– Преступление было совершено одной из этих боевых дубинок, – пояснил он. – Чертовски тяжелые штуки. Смерть, должно быть, наступила мгновенно.

– Это подкрепляет мою убежденность в том, что преступление не было заранее спланировано. Неожиданная ссора – и вот уже со стены неосознанно срывают оружие…

– Да, и это говорит не в пользу бедняги Леверсона.

– Тело упало вперед, прямо на стол?

– Нет. Оно соскользнуло вбок и на пол.

– Ага. Любопытно, – заметил Пуаро.

– А почему любопытно?

– А вот почему. – Детектив показал на неровное пятно на полированной поверхности письменного стола. – Это пятно крови, mon ami[56].

– Наверное, брызнуло сюда, – предположил Трефьюзис. – Или его поставили позже, когда двигали тело.

– Может быть, может быть, – пробормотал маленький бельгиец. – В эту комнату ведет только одна дверь?

– Есть еще лестница – вот здесь. – С этими словами Трефьюзис отодвинул в сторону бархатную штору в том углу, который находился ближе всего к двери, за которой вела наверх небольшая спиральная лестница. – Изначально это место было построено астрономом. Лестница вела в башню, где был установлен телескоп. Сэр Рубен велел переделать то помещение в спальню и иногда спал там, когда работал до поздна.

Пуаро легко поднялся по ступенькам. В круглой, скромно обставленной комнате, расположенной наверху, стояли раскладная кровать, кресло и туалетный столик. Пуаро с удовлетворением отметил про себя, что других выходов из комнаты нет, а потом спустился вниз, где его поджидал Трефьюзис.

– Вы слышали, как пришел мистер Леверсон? – спросил он.

Секретарь покачал головой.

– К тому времени я уже десятый сон видел.

Пуаро, кивнув, не торопясь обошел комнату.

– Eh bien, – сказал он наконец. – Не думаю, что мы увидим здесь еще что-то интересное, если только… Прошу вас, будьте добры, задерните шторы на окнах.

Трефьюзис послушно сдвинул на окне в самом конце комнаты тяжелые шторы. Пуаро включил свет – лапочка скрывалась в большом алебастровом шаре, свисавшем с потолка.

– А настольный свет есть? – спросил детектив.