Заклятые пирамиды - Антон Орлов

Мешочек с костяным обломком Орвехт вытащил из кармана и отшвырнул от себя подальше, сопроводив это действие отсекающим заклятием. То же самое он велел сделать Чевальду, у которого хранился нож. Пусть исследования показали, что магии в этом предмете после убийства Фрелдона не осталось, лучше поберечься.

Вначале Суно собирался кровь из носу совершить экзорцизм, лишь бы сил хватило, но скоро стало ясно, что в этом нет никакого смысла: что толку возиться со «Счастливым кухарем», если то же самое творится по всей улице? И на соседних улицах, и дальше… Бедствие охватило весь городок.

Группа столичных магов держала оборону. От прибившейся к ним девчонки пользы в этом деле не было, зато она и не мешала. Глаза испуганно распахнуты, губы побелели, но ни визга, ни лишней суеты. Вот молодчина, таких спасать не трудно, мельком подумалось Орвехту.

Первым они потеряли Тимонехта. Тот бросился к женщине, которая выскочила в палисадник с ребенком на руках и, срывая голос, звала на помощь. Перемахнув через невысокую ограду, парень заклинанием заставил отпрянуть вытекавшую из окна «мошкару» – при дневном свете эта жуть казалась дымно-коричневатой, словно сам воздух пошел грязными пятнами, – подхватил горожанку, у которой ноги от ужаса подгибались, и потащил к калитке, но тут из окон и дверей дома целыми тучами хлынула клубящаяся дрянь.

Всех троих словно облепил рой растревоженных пчел или всколыхнувшаяся масса пыли, а потом на дорожке с аккуратным бордюром из желтых и розовых кирпичей осталась куча одежды и обтянутые высохшей кожей скелеты – два побольше, один поменьше. Брошенные магами заклятия особого действия не возымели: пылевой студень, пахнущий гнилыми костями, в ответ на это едва содрогнулся – и никакой другой реакции.

– Не пытайтесь кого-то здесь выручить, – устало посоветовал Орвехт. – Ничего не получится, и сами пропадете, как Тимонехт, добрых ему посмертных путей.

– Почему? – искоса глянув на старшего мага, спросил Джефройм, изящный и неравнодушный к моде, но при этом вдумчивый юноша из аристократического семейства.

– Потому что жители Мезры сами навлекли на себя беду, это их проклятье. Нежить атакует нас не слишком рьяно лишь потому, что мы здесь чужие, так что у нас есть шанс выбраться. Но вытащить отсюда никого из местных не сможем, если попытаемся – погибнем сами. Вы уже видели, как это происходит.

– А как же она? – Чевальд кивком указал на Хеледику.

– Она тоже здесь чужая, за полгода не стала в Принихуме своей, иначе я бы ломаной полушки не дал за ее жизнь.

– Но в чем дело-то? – поинтересовался угловатый долговязый Кеванд, всегда ходивший с таким выражением лица, словно то ли зуб у него разнылся, то ли неразрешимые вечные вопросы одолевают.

– В дурости человеческой. Как обычно.

Умерших надлежит предавать погребению – в согласии с их пожеланиями, или по обычаю, или, за неимением выбора, любым пристойным способом. Либо, если ты ничего не в силах сделать, просто пройди мимо, попросив прощения у духа и пожелав ему добрых посмертных путей. Глумление над мертвецами чревато неприятностями: вдруг дух все еще находится поблизости и ему твои действия не понравятся? Это все равно что мучить собаку: возможно, она незлая, забитая и попросту убежит, а возможно, так тебя цапнет, что до конца жизни будешь маяться. Или не сразу цапнет, а подстережет через месяц-другой, когда ты уже и думать об этом забудешь. Духи умерших не хуже злопамятных псов способны ждать своего часа.

Солдаты Светлейшего войска, разгромившего армию Китона, не омрачали свой триумф такими соображениями. С чего у них пошла мода на черепа китони, можно только строить догадки, хотя хорошо бы выяснить доподлинно, это Орвехт взял на заметку. Эта мода была не то чтобы повальной, но, как можно судить по вскрывшимся последствиям, достаточно массовой. Одни отрезали головы убитых врагов и вываривали в походных котлах черепа – на добрую память о своей крутизне и победоносно завершившейся военно-просветительской миссии. Другие не порицали их и не сдавали начальству, которое наверняка тем же самым занималось. Из черепов китони делали кубки, чаши, плевательницы… Еще шкатулки женам и невестам, те сами выпрашивали такие подарки. Из других костей мастерили поделки помельче, вроде ножа, которым был убит Джамо Фрелдон.

И ведь Светлейшая Ложа об этом не знала. Прошляпили.

Оскорбленные духи китони последовали за своими останками. Этого можно было избежать, если бы над трофейными костями провели необходимые магические ритуалы. Но обряд, отсылающий духа прочь, стоит недешево, и вдобавок владелец трофея должен оплатить разрешение, которое выдадут не всякому: как говорится в народе, что дозволено генералу, то не дозволено капралу.

В столице и окрестных землях Светлейшая Ложа регулярно проводила проверки на предмет незаконного хранения вещей такого рода. В провинциях эти проверки тоже должны были проводиться в установленные законом сроки… Но поскольку в Мезре пресловутые трофеи имелись едва ли не в каждом пятом-шестом доме, местные маги предпочитали не ссориться с обществом, а брать взятки и отправлять в Аленду сфальсифицированные отчеты.

– Доигрались, – угрюмо и сухо заключил Суно. – Приезжие, быть может, сумеют унести отсюда ноги, а местное население обречено. Мезра превратится в обширное кладбище, и вновь селиться здесь можно будет не раньше чем через несколько лет – в лучшем случае.

– Вы думаете, вся Мезра? – произнес побледневший Кеванд.

– Скорее всего. В здешних поселениях одни и те же специфические нравы, Принихум – типичный мезрийский город. Поэтому, коллеги, я бы не надеялся на то, что, если мы отойдем от него на несколько шабов, над нами вновь засияет солнышко и вся нежить останется позади.

Солнце над ними и сейчас сияло, но потерянно и тускло. Орвехт и его спутники укрылись в заброшенном сарае, очертив снаружи защитный круг. Торчавшие возле порога травинки отбрасывали слабые тени, как в облачную погоду или при частичном затмении. Все стихло, и в накрытом недоброй тенью Принихуме царила мертвая тишина, словно никого там не осталось – ни людей, ни животных, ни птиц.

– Война ведь давно была, – Чевальд говорил шепотом, как будто опасаясь потревожить эту тишину. – Почему только теперь?

– Очевидно, потому, что некоторое время назад нарушилось мировое равновесие, – с легкой досадой отозвался Суно. – Колебания уже затухают, но вот же не обошлось без катастрофы…

– А что за нарушение? – Несмотря на аховую ситуацию, в глазах молодого мага мелькнул проблеск любопытства.

– Неизвестно, – Орвехт устало махнул рукой – мол, какая разница. – Гипотез несколько, мнения разделились, как обычно.

– Может быть… – встрепенулся Кеванд.

– Нет, не может, – окоротил его старший коллега, отлично знавший, какими странными идеями этот молодой человек увлекается. – Мировое равновесие не имеет ничего общего с бредовыми умствованиями о том, что все, мол, зиждется на балансе добра и зла, и если в одном конце города кто-то пригрел бездомную сиротку, в другом конце непременно нужно обобрать прохожего, да желательно еще и навалять ему, иначе мир покатится в тартарары. Это все беллетристика… Гм, в высшей степени приятная и полезная для тех, кто кормится, обирая прохожих. Истинное магическое равновесие – это просто-напросто соотношение всевозможных сил, больших и малых, имеющих имена и безымянных. Если нечто, скажем так, увесистое в магическом плане вторгнется в наш мир извне, или, напротив, безвозвратно уйдет за его пределы, или по какой-то причине рывком сменит свое местоположение, произойдет магическое возмущение, сотрясение слоев реальности. Бросьте камень в пруд – по его поверхности побегут круги, вода выплеснется на берег, но постепенно волнение сойдет на нет. Здесь то же самое, и все вы, кроме Хеледики, об этом знаете из базового курса онтологии, – Суно искривил пересохший рот в усмешке. – Я надеюсь, что знаете… Некоторое время назад где-то в Сонхи произошло что-то в этом роде, и пробуждение здешней трофейной нежити, которая до сей поры пребывала в дремотном состоянии, – одно из последствий возникшего возмущения.