Песнь Сорокопута - Фрэнсис Кель

– Ты похож на принца!

– А ты будешь моей принцессой? – радостно спросил он, поднимая её на руки.

Мне хотелось растащить их по углам. Габриэлле было только восемь, но я уже предвидел, как буду похлеще разъярённого бульдога отгонять от неё всех кавалеров.

– Привет, Леон. – Лоу первым влез в их сказочную идиллию. – Отлично выглядишь. Значит, ты у нас граф Альберт?

– А? – Леон посмотрел на Скэриэла в замешательстве, как будто не ожидал, что полукровка умеет разговаривать. – Да, верно.

Он растерянно отпустил Габи. Было видно, что его поразил полукровка в смокинге.

– Я посмотрел постановку на «Ютьюбе» и теперь в предвкушении. – Лоу старался быть вежливым, даже руки убрал за спину.

– Надеюсь, не разочарую, – смущённо проговорил Кагер.

– Не принижай себя, – добавил я. – Ты прекрасно танцуешь.

– Спасибо, – улыбнулся мне Леон, – и за цветы ещё раз спасибо. Я люблю розы.

– Кто твой любимый танцор? – Кажется, Скэриэл настойчиво хотел пообщаться с Леоном. – Нижинский, Ле Риш, Нуреев, Барышников или Полунин?

Совру, если не скажу, что в ошеломлении уставился на Лоу. Я говорил Леону, что Скэриэл ничего не знает о балете, а он умудрился завести разговоры о танцорах.

– Вацлав Нижинский, – тихо ответил Кагер и с недоумением посмотрел на меня, как бы спрашивая: «Это шутка такая?».

– Он прекрасный танцовщик, жаль, что с ним не сохранились видеозаписи, которые показали бы его невероятный талант в полной мере.

– Да, верно, – невпопад согласился Леон. – Дягилев запрещал съемки.

– Потому что считал, что балет – слишком сложный вид искусства, чтобы смотреть с экрана, – ответил Скэриэл с такой интонацией, что я почувствовал себя лишним на этом празднике жизни.

Внизу партер уже был полон. Я подумал о том, что Леону пора уходить, ведь скоро начало представления.

Еще чуть-чуть, и Леон найдёт в Скэриэле потерянную родственную душу, что, конечно же, будет самой большой бессмыслицей в мире. Да у ворона с письменным столом больше общего, чем у Скэриэла с Леоном!

– Кажется, тебе нужно идти, – сказал я, привлекая их внимание. Леон как будто очнулся ото сна и огляделся по сторонам. Габриэлла держала его за руку и пританцовывала, представляя себя Жизелью.

– Да, точно, – неловко добавил Кагер, осторожно выпутываясь из цепких рук. – Был рад с вами повидаться до начала. Пожалуйста, не ждите меня после окончания. Меня домой заберёт дядя.

– Мистер Кагер? – спросил я, разглядывая огромный зал. – Он здесь?

– Обещал скоро приехать. До встречи. – Леон помахал рукой и внезапно испарился, так же неожиданно, как и появился.

Нахмурившись, я посмотрел на Скэриэла.

– Что? – спросил он, кося под дурачка, как будто это я сейчас чуть не довёл Леона до экстаза парочкой фраз о балете.

– Ты не говорил, что разбираешься в балете.

– Ночью немного подготовился, – пожал он плечами.

Мы уселись на свои места. Музыканты в полном составе ждали дирижёра в оркестровой яме: с левой стороны – группа первых скрипок, справа – вторых. Виолончели и альты в середине ямы.

– Есть какие-нибудь негласные правила, которые я могу здесь не знать? – шёпотом спросил Лоу.

– Не хлопать до конца второго действия, – тихо ответил я, а про себя подумал, что уже не уверен в познаниях Скэриэла. Быть может, он больше моего разбирается в театральном этикете и только водит меня за нос.

Вскоре на сцене появился Леон в образе молодого графа Альберта. Он танцевал, притягивая восхищённые взгляды публики. Когда на сцене появилась хрупкая Жизель, Габриэлла восторженно выдохнула. Леон парил по сцене, заигрывая со своей партнёршей. Он лучезарно улыбался, отвлекал её от попыток уйти домой, и вскоре они слились в танце. К концу первого действия произошло непоправимое: Жизель умерла, не в силах вынести предательства графа Альберта.

Когда начался антракт, мы спустились в буфет за водой. Скэриэл убедился, что Габриэлла отошла на достаточно безопасное расстояние и, взяв меня под руку, отвёл в сторону.

– Это… Это было потрясно, – на эмоциях проговорил он. – Как у него это выходит? Он плюнул на законы физики. Гравитация в пролёте.

– Леон учился с детства. – Я сделал пару глотков из бутылки с минеральной водой, – это всё годы тренировок.

– Он хороший актёр, – чуть тише добавил Скэриэл. – И это меня немного беспокоит.

– Ты о чём? – непонимающе спросил я.

– Панические атаки, боязнь прикосновений, то, что его травят в лицее, так ещё и Нижинский.

– А что не так с Нижинским? – Я не понимал, к чему клонит Скэриэл.

– Он сказал, что его любимый танцор Вацлав Нижинский. Если ты не знал, полукровка Нижинский всю жизнь страдал, находясь под давлением своего чистокровного любовника, Дягилева. Он не мог пойти против человека со связями и влиянием.

– Где тут связь? Я не понимаю, о чём ты? – недовольно спросил я, мельком взглянув на Габриэллу. Сестра рассматривала выставку фотографий в холле.

– Это только мои мысли, но присмотрись повнимательнее к Кагеру. Вдруг у него где-то есть свой Дягилев, который доводит его, – по-шпионски прошептал Скэриэл.

– Доводит до чего?

– До шизофрении, – зловеще объявил он.

– Это как-то всё притянуто за уши, Скэр. – Я скептически посмотрел на него. Пытался уловить ехидство в голосе или мимике, признаки попытки подшутить надо мной, но Лоу только тревожно смотрел в ответ.

Когда на занятиях разрешалось выбрать любую тему, Леон часто брал рефераты, эссе и проекты про искусство и балет. Из его выступлений я помнил, что у Нижинского была неустойчивая психика, ему поставили диагноз «шизофрения».

– У меня был знакомый, которого в семье мучили так, что он повесился, – безэмоционально произнёс Скэр.

– Боже, – выдохнул я. – Ты серьёзно?

Да, Скэриэл был сейчас сама серьёзность. Его нахмуренные брови и губы, сжатые в тонкую линию, говорили сами за себя. Мне абсолютно не нравилось, в какое русло свернула наша беседа. Я отказывался воспринимать слова Лоу. Да, у Леона целый ворох проблем, но он не жалуется.

Родители Кагера погибли во время падения Октавианской империи. Тогда в нашей стране начались смутные времена, никому нельзя было верить, и никто не знал, что сулит завтрашний день. Произошла трагедия – внезапно скончался император династии Бёрко. Страна впала в хаос в поисках следующего императора, ведь сын – Паскаль Бёрко – был несовершеннолетним, а трон передавался только по мужской линии. Низшие, внезапно почувствовавшие свободу, напали на императорскую семью и убили всех: императрицу и двух детей: старшую дочь, Паулину, и маленького сына, Паскаля. Ходили слухи, что выжил ещё один сын, совсем младенец, только родившийся у императрицы, её беременность держали в тайне, но слухи так и остались слухами, которые поддерживали последователи Бёрко.