Испытание войной - выдержал ли его Сталин? - Борис Шапталов

Зачем войска перебрасывать, если Сталин не верил в возможность нападения Германии на СССР в 1941 г.? Но тогда зачем за неделю до войны командование Киевского военного округа переехало на фронтовой командный пункт в Тернополь? А ведь именно армии КОВО, по замыслу «Соображений…», должны были наносить главный удар через Польшу. В то же время генерал Ю.А. Горьков, изучавший этот вопрос, утверждал: «В оперативных документах всех западных приграничных округов никакие планы наступательных операций не были предусмотрены» (16, с. 63). И это странно. Генштаб просто был обязан в соответствии с «Соображениями об основах стратегического развертывания…» от 14 октября 1940 г. разработать план контрудара. Выходит так: не было ни детально отработанных планов обороны, ни официально утвержденного плана превентивного удара. И это в условиях полутора лет войны в Европе! Лишь в мае Тимошенко и Жуков спустили приграничным округам директиву о разработке «детальных планов обороны государственной границы» со сроком исполнения 20–30 мая (Приказы об этом см.: 17, кн. 2, № 481, 482, 483, 507), а Сталину лишь 15 мая представили проект «наступательной» директивы. Но чем же занимались оперативные отделы штабов в период осень 1940 – зима 1941 гг.?!

Что все это: абсурд, нерациональность, хитрость? Тайна «22 июня» будоражит умы историков уже несколько десятилетий. На эту тему писаны десятки книг, и напишут еще. Можно только констатировать: Сталин перехитрил всех и вся, запутав не только историков, но и самого себя. Расхлебывать заваренную кашу пришлось солдатам.

Абсурду же суждено сохраняться, если продолжать придерживаться версии об исключительно оборонительной политике тогдашнего руководства СССР в 1939–1941 гг. Пожалуй, наиболее рельефно ее изложил в беседе с писателем В.В. Карповым верный сталинец В.М. Молотов. На просьбу высказаться об ошибках Сталина в предвоенное время Молотов ответил: «Тут, по-моему, не ошибки, а наши слабости. Потому что к войне мы не были готовы – и не только в военном отношении, но морально, психологически. Наша задача… заключалась в том, чтобы как можно дольше оттянуть начало войны…

…нам удалось оттянуть войну почти на два года. Гитлер еще в 1939 году действительно, как потом выяснилось, был настроен развязать войну против нас и готовился к этому усиленно…» (3, с. 200).

В словах В. Молотова все ложь – что неудивительно, этим он занимался всю сознательную жизнь – и про «психологическую неготовность» (достаточно вспомнить хотя бы книги и фильмы предвоенных лет, например кинокартины «Если завтра война», «Александр Невский», роман Н. Шпанова «Первый удар. Повесть о будущей войне» и т. д.), и про военную (осенью 1939 г. Красная Армия имела по меньшей мере вчетверо больше танков, чем вермахт), и про то, что Гитлер уже в 1939 г. готов был наступать на Москву (это с 70 боеспособными дивизиями и 2 тысячами легких танков?!).

Заслуга В. Суворова как исследователя заключается прежде всего в том, что он первый со столь наглядной решительностью хирурга вскрыл чрево «сталинской школы фальсификаций», касающихся проблем предвоенного периода. Но сделал это с чрезмерной эмоциональностью и сомнительными акцентами, что отпугнуло иных добросовестных историков (мол, получается, что СССР – агрессор, а фашистская Германия – жертва агрессивных планов!), и потому, отвергнув выкладки В. Суворова, они не потрудились вдуматься в существо дела. А он лишь напомнил общеизвестное: что цель большевизма – мировая революция, а под «социалистическим государством» понималась «вооруженная крепость в окружении капитализма». Мехлис на ХVIII съезде ВКП(б) прямо говорил: «Мы будем бить врагов Советского Союза так, чтобы ускорить ликвидацию капиталистического окружения…» (18, с. 273–274). И Гитлер, и Сталин мечтали о мировом господстве – только с разных идеологических позиций.

Эта тема в среде советской интеллигенции с учетом цензурных соображений дискутировалась с 50-х гг. Достаточно вспомнить о нашумевшем и ходившем в списках письме публициста Э. Генри писателю И. Эренбургу, посвященном проблеме сомнительной выгоды для страны советско-германского договора 1939 г. (впервые опубликовано в журнале «Дружба народов», № 3, 1988). Горбачевская гласность позволила писать уже открыто о том, что вынужденно умалчивалось в хрущевско-брежневские времена. Например, обширная статья М. Буроменского «Август 1939 г.: поворот, которого не было» в журнале «Знание – сила», № 7, 1991 г., где доказывалась, что «в высшем политическом руководстве СССР близость революционной ситуации в Европе неизменно связывалась с грядущей мировой войной».

Позволю привести отрывки из своей статьи «Звездный час Иосифа Сталина», опубликованной в 1990 г.:

«К лету 1939 года Сталин завершил контрреформацию в стране… Настала пора уделить главное внимание внешним целям… До 1939 года задачей его внешней политики было налаживание нормальных, желательно дружественных отношений с Англией и Францией. Нужно было отвлечь их от непростых, часто «негуманных», выражаясь языком либералов, процессов централизации государства… Но ничего бы не получилось, не будь объекта, отводящего пристальные взоры от внутренних процессов кристаллизации новой мощи СССР. А объект был столь подходящ для этого, что удалось даже заключить союзный договор с Чехословакией.

Фашизм. Это не какая-то случайная удача для него. На фашизм делалась ставка еще до прихода Гитлера к власти, благо Муссолини уже являл пример возможного… Когда даже Великий экономический кризис не вывел хваленый европейский пролетариат из спячки, он один почувствовал – фашизм, вот что может раскачать буржуазную лодку!… Фашизм – вот сила, которая пробьет широкую брешь в днище капитализма… Следом придет черед действовать первому социалистическому государству. Централизованному, организованному, сплоченному…

Теперь пришло время для второго акта. Фашизм хочет агрессии?.. Что ж, прекрасно! Империалисты станут уничтожаться руками империалистов… Гитлер мечтает о разгроме Польши? Давитесь. Но это уже будет не австрийская или чешская прогулка. Это будет настоящая война. Не с одной Польшей, а с англо-французским блоком… Опыт войны 1914–1918 годов показывает, что это продлится года три. В борьбу втянутся и другие шакалы – Италия, Япония, парочка-другая малых стран. Чем больше, тем лучше. За это время железные когорты Красной Армии будут готовы выступить на завершающей фазе… Утомленные империалистической бойней трудящиеся Европы Красную Армию поддержат. То, что не получилось в 1920 году, теперь получится».

В. Суворов наполнил эту версию значительным массивом фактологического материала (правда, тенденциозно подобранным вплоть до сознательных искажений) и новыми логическими выводами, а главное, придал ей форму беллетристической сенсационности. Литературно-провокационное изложение имело большой успех, и началась многолетняя дискуссия на тему «хотел Сталин нападать на Германию или не хотел?» И сквозь эту игру в «хотелки» полезло такое, что меня лично отвратило. Не только потому, что как само собой разумеющееся Сталин считал, что боевые действия с Германией предполагают сочетание как оборонительных, так и наступательных действий. Тем более что верхи не скрывали желания воевать на чужой территории. И я никак не предполагал, что «народ» понимает под оборонительной доктриной СССР сидение армии в окопах, как то было в Первую мировую войну. Тогда зачем надо было создавать механизированные корпуса? Однако…