Женское счастье - Наталья Никишина

Олечка налила себе чаю и включила приемник. Было еще не поздно. Зазвонил телефон. Конечно, это прорезалась мама.

— Где ты ходишь? Я целый день тебе звоню. Неужели трудно сообщить, что ты жива-здорова?

Люлек начала нудно оправдываться. Мама этот лепет перебила руководящим указанием:

— Чтобы завтра в семь была у нас. Придет Валя. Она хочет посмотреть на тебя.

Оля подавила естественное желание сказать, что она не обезьянка в зоопарке, чтобы на нее смотреть. И ответила:

— Да, мамочка.

— Ты опять киснешь? — уловив что-то в ее голосе, спросила мама. — Ну в кого ты уродилась? Ни в меня, ни в отца не пошла. Точно в мою свекровь. Ее натура. Брат твой из Марселя звонил. Денег прислал. Его снова повысили.

Оля прекрасно поняла, к чему мама сообщила о братце Вадике. Олька его любила. И привыкла, что его постоянно ставили ей в пример. Братец младший был заводной, инициативный, веселый. Оля его когда-то опекала, кормила, забирала из садика и школы. Когда она окончила институт, им пришлось туго. Мама, все еще красавица, никак не могла взять в толк, что времена переменились и ее высокие покровители постарели, остались не у дел. Отец перестал выплачивать алименты, оказавшись в сопредельном, но другом государстве. Вадик рос, изнашивал ботинки и куртки, жадно, как взрослый мужик, съедал две тарелки борща, но был худенький — кожа да кости… Олечка его жалела. Бралась за любую работу. Клеила обои со знакомой маляршей, мыла посуду в кафе. Платили мало, а то и вообще забывали рассчитаться. Она на всю жизнь, наверное, запомнила жаркий летний день, когда понапрасну простояла на солнцепеке до вечера и так и не смогла продать неношеный, залежавшийся у матери в шкафу плащ. Вечером Оля понуро сидела за кухонным столом и слушала мамино ворчание: «Нескладная ты какая-то. Ну что за проблема — продать приличную вещь? У других с руками бы оторвали. Ты что, вот с таким выражением лица на рынке стояла?» И тогда Вадик вдруг крикнул на маму, впервые за всю свою жизнь… А потом Оля все же уцепилась за крохотную фирмочку и, начав работать секретарем, доросла до ведущего специалиста. За это время Вадик из мальчика превратился в мужчину, окончил институт и быстро уехал по какому-то гранту во Францию. Теперь он помогал и маме, и Ольге. Именно по его настоянию они разменяли квартиру и выделили Оле отдельную гостинку. Хотя мама страшно этому сопротивлялась, брат проявил железную настойчивость. Но отдельная квартира не помогла Оле устроить свою жизнь. Все так и шло, как в родительском доме: работа, подруги, разговоры по телефону и несчастная любовь.

Закончив тягостный разговор с мамой, Олечка вытряхнула из кармана куртки ключи, талончики и кольцо. Оно упало и легло на белой столешнице тяжело и как-то неуместно. Она стала разглядывать его под светом лампы. Кольцо было затейливое, с замысловатым узором. Вроде бы серебряное. Но какое-то потемневшее. Ольга надела кольцо на средний палец и повертела. Кольцо сидело на пальце как родное. Олечка с удивлением поняла, что пальцы у нее красивые — тонкие, розовые, с выпуклыми овальными ногтями. Она вытянула руку и залюбовалась ею: так хороша была эта рука. Сильная кисть, узкое запястье… И выше к локтю по смуглой коже виднелся очаровательный золотой пушок, а ямочка в сгибе локтя была покрыта голубыми прожилками… Ольга подняла руку вверх, потом другую… Потянулась и почувствовала, что ее высокое тело напряглось, затанцевало, и, танцуя, она подошла к зеркалу. Из него смотрела красавица. И хотя у девушки в зеркале были Олины глаза, нос и фигура, ей словно открылась какая-то тайна в привычном своем облике. Да, фигура ее, Олина. Но почему она прежде не замечала, как соблазнительна ее маленькая круглая грудь в вырезе домашней футболки, как хороши пепельные волосы, как прозрачна кожа и зелены глаза? А какой легкий, мягкий завиток падает возле маленького ушка! А гибкие плечи! А губы цвета бледной розы!

Всякая девушка в глубине души знает, что она прекрасна. И верит, что однажды произойдет чудо и ее тайная, понятная лишь ей самой прелесть тела и лица станет видимой для всех.

С некоторыми так и случается. Но большинство из нас теряют эту смешную девическую надежду еще в молодости и уже не кидаются опрометью к зеркалу, чтобы поглядеть на себя… И постепенно привыкают говорить себе: ну уж такая, какая есть… Не хуже других… Хоть и не лучше… Олечка эту веру в свою красоту потеряла давным-давно. Может быть, тогда, когда однажды, выпорхнув из дверей своего дома, услышала грубое, мужское: «Гляди, Олька выскочила. Ха! Ноги-то кривые!» Да, она прекрасно знала, что ноги у нее не только не кривые, но и красивые. Что с того? Больше она никогда не носила коротких юбок. А может быть, эта неуверенность в себе появилась в ней, когда первый ее мужчина утром зевнул и, потянувшись молодым сильным телом, сказал, нисколько не стесняясь: «Ты, Олька, прямо заторможенная какая-то… Вот бывают девчонки — огонь! Чего ты ревела-то всю ночь?» И Ольга, которая ночью действительно принималась плакать несколько раз из-за ужаса перед содеянным и одновременно от сладкой жути невыносимой влюбленности в этого супермена, снова заревела. Или это ощущение ущербности закрепил в ней уже окончательно Максим. Роман с ним явно шел к свадьбе. Он так нравился ее родителям. Но, повстречавшись с ней полгода, он вдруг сообщил как-то, глядя мимо нее: «Ольгунь, ты, в общем, на меня не рассчитывай. Сама понимаешь… У нас с тобой — так, сексуальная дружба…» Так или иначе, но это иррациональное, глупое чувство тайной надежды на свою красоту давно покинуло Ольгу. А взамен оставило вечный извиняющийся взгляд, суетливую растерянность в обращении с мужчинами да привычку носить наряды незаметных расцветок, которые помогали сливаться с окружающей средой.

И вот оно вернулось, причем не просто вернулось, а вспыхнуло, как странный пожар, и бросило отсвет на лицо, руки, губы. И Ольга почему-то не испугалась того, что с ней произошло в этот момент. А просто почувствовала — она изменилась, словно ток включили и заработал какой-то генератор.

Она покружила по квартире, подбирая какие-то вещи, раскладывая их по местам. Потом вытащила из шкафа пакеты с совсем новыми нарядами. Их присылал Вадик, но она не надевала, стесняясь яркости и причудливой формы… Надела одно из платьев. Совсем открытое, без бретелек, с расшитым корсажем… Посмотрела еще раз в зеркало и набрала телефон Галы.

— Галка! Давай пойдем в кафе или в бар какой-нибудь!

— Ты чего, Люлек, наследство получила? — удивилась Гала. Но собралась в поход быстренько и бодро.

И через полчаса они уже встретились на центральной улице возле заведеньица под названием «Кошкин дом». Гала внимательно оглядела Олю и чуть скривила губы в фиолетовой помаде:

— Ты что-то сегодня как с дуба упала… Ну ладно, для этого кабачка сойдет…

Еще вчера Оля поверила бы в эту характеристику. Но только не сегодня. Кольцо горело на пальце и наполняло гудящей силой. Она засмеялась тихо и бархатно, как мурлычет кошка (на ее смех оглянулся парень возле входа), и пробормотала:

— Хорошенький такой был дуб, зеленый…

В ресторанчике Оля скинула курточку. И ее голые плечи засветились мерцающе и странно. Гала смотрела на нее во все глаза. Мужчины, что сидели в маленьком зале, повернулись. И Ольга опять беспричинно засмеялась. Гала раздраженно закурила, прошипев: