Шпионка Гарриет - Луис Фитцью
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нет! От нее что, правда воняет? Воняет чем? Очевидно, чем-то плохим. Очень плохим. Она подняла руку и попросила разрешения выйти из класса. В туалете она старательно обнюхала себя, но не почувствовала никакого дурного запаха. Тогда она вымыла руки и лицо. Она была уже готова вернуться в класс, но тут решила снова помыть руки и лицо. Ничем таким не пахло. О чем они говорят? Теперь уж наверняка они почувствуют запах мыла.
Садясь за парту, она заметила под ногами крошечную записку. «Ага, может быть, теперь я пойму, в чем дело». Резким движением ей удалось дотянуться до записки так, что мисс Элсон ничего не заметила. С жадным нетерпением она развернула ее и прочла:
«Ничего нет противней, чем наблюдать, как Гарриет М. Велш ест бутерброд с помидором. Пинки Уайтхед».
Похоже, записка попала не по назначению. Пинки сидел справа и, должно быть, метил в Спорти, который сидел слева от нее.
Что же такого противного в бутерброде с помидором? Гарриет ощутила вкус бутерброда. Они что, с ума сошли? Да это самая вкусная вещь на свете! Ее рот наполнился слюной при воспоминании о майонезе. Истинное переживание, как всегда повторяла миссис Велш. Как это может быть кому-то противно? Вот глядеть на Пинки Уайтхеда действительно противно. Тощие ноги торчат, а шея как будто готова открутиться от тела. Она записала в блокнот:
НЕТ ОТДЫХА ИЗМУЧЕННОЙ ДУШЕ.
Подняв голову, она заметила, что Мэрион Хоторн резко повернулась в ее сторону, внезапно высунула язык и скорчила ужасную рожу, вытаращив глаза и с помощью пальцев оттягивая веки вверх и вниз. Все вместе выглядело так ужасно, что, казалось, Мэрион пора отправлять в больницу. Гарриет быстро взглянула в сторону мисс Элсон. Та о чем-то мечтала у окна. Гарриет записала:
КАК НЕПОХОЖЕ НА МЭРИОН. НЕ ПРИПОМНЮ, ЧТОБЫ ОНА КОГДА-НИБУДЬ ТАК ПЛОХО СЕБЯ ВЕЛА.
Тут она услышала смешки. Она снова подняла голову. Все заметили, что произошло, и все хихикали и смеялись вместе с Мэрион, даже Спорти и Джени. Мисс Элсон обернулась, хихиканье немедленно прекратилось, каждый снова склонился над партой. Гарриет тихонько записала:
НАВЕРНО, НАДО ПОГОВОРИТЬ С МАМОЙ, ЧТОБЫ МЕНЯ ПЕРЕВЕЛИ В ДРУГУЮ ШКОЛУ.
СЕГОДНЯ У МЕНЯ ТАКОЕ ОЩУЩЕНИЕ, ЧТО ВЕСЬ КЛАСС СОШЕЛ С УМА. МОЖЕТ, СТОИТ ПРИНЕСТИ ЗАВТРА БУТЕРБРОД С ВЕТЧИНОЙ, НО ОБ ЭТОМ НАДО ЕЩЕ ПОДУМАТЬ.
Прозвенел звонок на завтрак. Все вскочили, будто были единым телом, и рванулись из класса. Гарриет тоже вскочила, но в это время двое или трое ребят на бегу врезались в нее. Все случилось так быстро, что она даже не заметила, кто это был. Так или иначе, но она оказалась последней, кто вышел из класса. Все остальные, таща коробки с завтраками, бежали далеко впереди и были уже на улице, пока она еще только входила в раздевалку. Правда, она остановилась записать тот факт, что мисс Элсон зашла в кабинет природоведения поговорить с мисс Мэйнард, чего еще не случалось в истории школы.
Когда она взяла свою коробку с завтраком, та показалась ей очень легкой. Гарриет открыла коробку — там была только смятая бумага. Они взяли ее бутерброд с помидором. Они ВЗЯЛИ ее бутерброд с помидором. Кто-то взял его. Она не верила своим глазам. Это было против всех школьных правил. Никто не должен красть твой бутерброд с помидором. Она ходила в школу с тех пор, как ей исполнилось четыре года, посмотрим, что получается — целых семь лет, и за все семь лет никто ни разу не украл ее бутерброд с помидором. Даже те шесть месяцев, когда она носила в школу бутерброды с солеными огурцами и горчицей, никто не крал их. Никто даже ни разу не попросил откусить. Эллин иногда приносила оливки и угощала остальных, потому что это была роскошь, вот и все. А теперь время завтрака, а ей нечего есть.
Она была в ужасе. Что же ей делать? Нелепо ходить и спрашивать всех и каждого: «А ты не видел мой бутерброд с помидором?» Они будут над ней смеяться. Надо пойти к мисс Элсон. Нет, тогда она будет предатель, доносчик, ябеда. Но она не может голодать. Она пошла в учительскую и попросила разрешения позвонить, потому что забыла завтрак дома. Гарриет позвонила, и кухарка велела ей прийти домой, пока она приготовит новый бутерброд с помидором.
Гарриет побежала домой, съела бутерброд и легла в постель еще на один день. Она должна была подумать. Мама играла где-то в бридж. Она притворилась настолько больной, чтобы кухарка на нее не кричала, и в то же время не настолько больной, чтобы та позвонила маме. Она должна все обдумать.
Она лежала в постели в очень плохом настроении и смотрела в окно на деревья в парке. Она наблюдала за небольшой птичкой, а потом увидела какого-то человека, шатавшегося как пьяный. В голове у нее постоянно крутилась мысль: «Все меня ненавидят, все меня ненавидят».
Сначала она не прислушивалась к этой мысли, а потом вдруг поняла, что мысленно повторяет эти слова. Она несколько раз произнесла их вслух, чтобы услышать, как они звучат. Потом нервно потянулась за блокнотом и записала большими печатными буквами, как писала, когда была совсем маленькой:
ВСЕ МЕНЯ НЕНАВИДЯТ.
Она откинулась на подушку и стала думать об этом. Наступило время печенья с молоком, она встала и в пижаме поплелась вниз. Кухарка стала спорить с ней, доказывая, что если она больна, ей нельзя печенья с молоком.
Гарриет почувствовала, как к глазам подступают большие горячие слезы, и громко завопила.
Кухарка сказала спокойным голосом:
— Либо ты ходишь в школу, возвращаешься и получаешь печенье с молоком, либо ты больна, и тогда никакого печенья с молоком, потому что больным это вредно. Ты не можешь валяться здесь целый день, а потом требовать печенье с молоком.
— Никогда не слыхала такой чудовищной нелепицы, — завопила Гарриет. Она орала во всю мочь и, внезапно услышав саму себя, поняла, что повторяет: «Ненавижу тебя. Ненавижу тебя. Ненавижу тебя». Даже произнося эти слова, она знала, что вовсе не ненавидит кухарку, на самом деле девочка даже любила ее, но в тот миг ей казалось, что она ее просто не переносит.
Кухарка повернулась к ней спиной, и Гарриет услышала ее бормотанье: «Ну да, ты всех ненавидишь». Это уже было слишком. Гарриет бросилась в свою комнату. Разве она всех ненавидит? Конечно, нет. Это они ее ненавидят. Она ворвалась в комнату, хлопнула дверью, повалилась на кровать и уткнулась лицом в подушку. Отплакавшись, она просто лежала и смотрела на деревья. Она увидела какую-то птичку и стала ненавидеть птичку. Она увидела старого пьянчужку и почувствовала к нему такую ненависть, что чуть не свалилась с кровати. Потом она подумала обо всех них и стала ненавидеть всех и каждого по очереди: Карри Андрюс, Мэрион Хоторн, Рэчел Хеннесси, Эллин Хансен, Лауру Петерс, Пинки Уайтхеда, новичка в малиновых носках и даже Спорти и Джени, нет, особенно Спорти и Джени.
Она их просто ненавидела. «Ненавижу их», — подумала она и подобрала блокнот.
КОГДА ВЫРАСТУ, БУДУ ШПИОНКОЙ. ОТПРАВЛЮСЬ В КАКУЮ-НИБУДЬ СТРАНУ И ВЫВЕДАЮ ВСЕ ИХ СЕКРЕТЫ. ПОТОМ ОТПРАВЛЮСЬ В ДРУГУЮ СТРАНУ И РАССКАЖУ ВСЕ ЭТИ СЕКРЕТЫ, ПОТОМ РАЗВЕДАЮ ВСЕ ИХ СЕКРЕТЫ И ВЕРНУСЬ В ПЕРВУЮ СТРАНУ И ПРЕДАМ ВТОРУЮ СТРАНУ, А ПОТОМ ВЕРНУСЬ ВО ВТОРУЮ СТРАНУ И ПРЕДАМ ПЕРВУЮ. Я БУДУ САМОЙ ВЕЛИЧАЙШЕЙ ШПИОНКОЙ В ИСТОРИИ И УЗНАЮ ВСЕ НА СВЕТЕ, ВСЕ НА СВЕТЕ.