Лицо в темной воде - Антон Грановский

– Значит, ты по-прежнему этим занимаешься? – перебила Инга Александровна.

– Конечно. – Вилкас поставил чашку с чифиром на стол. – Люди по-прежнему хотят хорошо выглядеть в гробу, Инга Александровна. Хотя клиентов у меня заметно поубавилось.

От улыбки «похоронного гримера», больше напоминавшей гримасу смерти, Ингу Александровну слегка передернуло.

– А почему вы об этом заговорили? – поинтересовался он. – У вас есть для меня работа?

– Да. – Она достала из сумочки пачку денег, перетянутую резинкой, и положила на разложенные на столе бумаги. – Здесь триста пятьдесят тысяч рублей. После работы получишь еще столько же.

– Ого! – спокойно проговорил Вилкас. – Такие деньги мне не платили и в прежние-то времена, а в нынешние и подавно. Над кем нужно поработать?

Инга Александровна достала из сумочки фотографию Назиры, вырванную из паспорта, и протянула Вилкасу. Он взял снимок, посмотрел.

– Совсем молодая. И что с ней произошло? Пулевое ранение? Переломы, ссадины?

– Нет, – сказала Инга Александровна. – С лицом у нее все в порядке.

Вилкас приподнял брови:

– Тогда, быть может…

– Нет, – снова покачала головой Инга Александровна. – Девушка умерла недавно и выглядит отлично.

– Тогда я не совсем понимаю…

Инга Александровна достала из сумочки фотографию Дины Васильевой и показала Вилкасу:

– Ты должен превратить ее в эту женщину.

Вилкас взял фотографию Дины Васильевой. Долго разглядывал.

– Знакомое лицо, – сказал он наконец. – Где-то я ее уже видел.

– Это артистка Дина Васильева. Ты видел ее по телевизору.

– Да, помню. – Вилкас улыбнулся. – Она поет романсы. Отличный голос. Чистый, печальный.

Гори, гори…

Моя звезда…

– Ты можешь сделать то, о чем я тебя прошу? – перебила его Инга Александровна.

Вилкас приблизил друг к другу две фотографии, сравнил оба лица и принялся размышлять вслух.

– Одинаковый овал лица, одинаковый нос, губы… Немного отличается разрез глаз. И еще подбородок… Думаю, это возможно. Хотя работа предстоит кропотливая.

– Я пришлю тебе еще несколько фотографий, – сказала Инга Александровна. – Фас, профиль. Они должны быть абсолютно одинаковыми. Никто не должен заметить разницы.

Вилкас поднял взгляд на Ингу Александровну.

– Никто ничего и не заметит, – спокойно произнес он.

Инга Александровна с видимым облегчением улыбнулась.

– Я знала, что ты так ответишь, Вилкас. И верю, что так и будет. Сможешь начать работу сегодня?

– Да.

– Есть одна загвоздка. – Инга Александровна помедлила. – Дело в том, что тело ты должен доставить в прозекторскую сам.

– Откуда? – уточнил Вилкас.

– Из моей квартиры.

Повисла пауза.

– Вижу, с девяностых годов в вашей жизни мало что изменилось, – с улыбкой проговорил Вилкас.

– Ошибаешься, – возразила Инга Александровна. – Моя жизнь стала другой. И я не хочу ее потерять.

– Никто не хочет, – сказал Вилкас. Чуть прищурил светлые чухонские глаза и добавил: – Когда я могу забрать тело?

– Прямо сейчас, – ответила Инга Александровна.

Он кивнул:

– Хорошо.

Женщина помедлила.

– Ты ничего больше не хочешь спросить? – негромко проговорила она.

– Нет, – произнес Вилкас. – Вы же знаете, я не вмешиваюсь в чужие дела. Это мое главное правило.

– Вот и отлично. Тогда выгоняй свой фургон из гаража, нам пора ехать.

Дина Васильева, одетая в замшевую куртку, меховые штаны и мягкие сапоги из оленьей кожи, медленно брела к реке. Ее немного мутило от свежего воздуха.

Остановившись на берегу, она долго и задумчиво смотрела на реку. Затем присела на корточки, зачерпнула ледяной воды и тщательно умыла лицо.

Дина уже не напоминала ту яркую, изнеженную, заносчивую актрису, какой была всего полтора месяца назад в Москве. За все то время, что она провела в избушке старой шаманки, Дина сильно похудела. Волосы ее были неухожены, кожа стала сухой и бледной, по краям рта прорезались глубокие морщинки.

Дина подняла голову и тоскливо посмотрела на солнце. Позади себя она услышала шорох. Девушка резко обернулась. Перед ней стоял Пакин. В левой руке он держал убитого зайца.

– Ты прямо как дух лесной, – усмехнулась Дина.

– Да, – сказал Пакин, спокойно и внимательно разглядывая ее лицо. – Как ты себя чувствуешь?

– Неплохо для покойницы, – с горькой иронией ответила Дина.

Пакин положил зайца на землю и присел на траву рядом с Диной. Спокойные голубые глаза на смуглом лице, черные волосы, заплетенные в косы, скуластое лицо, гордая осанка. От этого парня так и веяло силой и спокойствием. Дина вдруг почувствовала себя трехлетней девочкой, которая вышла на прогулку с отцом.

– Ты сегодня убил только зайца? – спросила она.

Пакин покачал головой:

– Нет. Еще я убил оленя.

– И где же он?

– Я убрал его на дерево, чтобы звери не достали.

– А другие охотники? – произнесла Дина. – Здесь ведь есть еще люди?

– Иногда бывают, – ответил Пакин. – Но я оставил там свой катпос, поэтому оленя никто не заберет.

– Катпос? – приподняла брови девушка.

Пакин пояснил:

– Мой знак. Кто увидит – сразу поймет: Пакин был, оленя убил. Никто не заберет.

– Да уж. С таким сильным парнем, как ты, лучше не шутить, – с улыбкой сказала Дина.

Пакин тоже улыбнулся, обнажив белоснежные зубы. Девушка смочила в речной воде руки и пригладила ладонями откинутые назад волосы. Помолчала и проговорила после паузы:

– У вас теплый дом.

– Да, – согласился Пакин, разглядывая ее добрыми, спокойными глазами.

– А что за постройки рядом с домом? Вон те, маленькие!

Пакин взглянул туда, куда она показывала.

– Это кутювкол, – ответил он. – Домики для собак.

– Это я уже знаю. А чуть левее, на сваях?

– Это сумъях. По-русски – сарай.

– А вон та постройка у самого леса?

– Это ялпынг сумъях. Священное место. Тропинка от него ведет в лес, к савонкану.

– К савонкану?

Пакин кивнул:

– Да. Там похоронены наши предки.

– Ясно, – произнесла Дина. – По-русски это называется кладбище.