Сверкающий цианид - Агата Кристи

Кемп относился к нему с ясной симпатией.

— Итак, Джузеппе, давай послушаем, что ты об этом думаешь.

— Скверная история, для меня особенно. Ведь я обслуживалэтот стол. Я, а не кто иной, разливал вино. Люди скажут, что я обезумел иположил отраву в бокал с вином. Это не так, но люди так и скажут. Уже мистерГолдстейн говорит, что будет лучше, если я возьму на неделю отпуск, — чтобылюди ни о чем не спрашивали меня и не тыкали пальцами. Он справедливый человек,он знает, я не виновен, я проработал там много лет, он не уволит меня, каксделали бы другие хозяева. Мистер Чарлз тоже всегда был добрым, но для меня этоогромное несчастье — я боюсь. Я спрашиваю себя: значит, у меня есть враг?

— И как же, — деревянным голосом спросил Кемп, — есть?

Печальное обезьянье лицо исказила улыбка. Джузеппе протянулруки.

— У меня? На всем свете у меня нет никакого врага. Хорошихдрузей много, но врагов нет.

Кемп хмыкнул.

— Теперь насчет прошлого вечера. Расскажи мне прошампанское.

— Пили Клико 1928 года очень хорошее и дорогое вино. МистерБартон любил такое, он любил добрую пищу и вина — все самое отменное.

— Он заказал это вино заранее?

— Да. Обо всем договорился с Чарлзом.

— А что тебе известно насчет свободного места за столом?

— Он об этом тоже договорился. Сказал Чарлзу и мне. Егодолжна была занять попозже одна молодая леди.

— Молодая леди? — Рейс и Кемп переглянулись. — Ты ее знаешь?

Джузеппе показал головой.

— Нет, об этом мне ничего не известно. Она должна былаприйти позже, вот и все, что я слышал.

— Поговорим о вине. Много было бутылок?

— Две бутылки и третья стояла наготове. Первую бутылкузакончили довольно быстро. Вторую я открыл незадолго до кабаре. Я наполнилбокалы и поставил бутылку в ведерко со льдом.

— Когда ты последний раз видел, как мистер Бартон пил изсвоего бокала?

— Позвольте припомнить… Когда закончилось кабаре, пили заздоровье молодой леди. Был ее день рождения, насколько я понял. Потом они пошлитанцевать. После этого, когда они возвратились, мистер Бартон выпивает, и черезмгновение все произошло! Он умер.

— Ты наполнял бокалы, пока они танцевали?

— Нет, монсеньор. Они были наполнены, когда пили замадемуазель, выпили немного, лишь несколько глотков. В бокалах оставалось ещедостаточно вина.

— Когда-нибудь кто-нибудь — безразлично кто — приближался кстолу, пока они танцевали?

— Ни одна душа, сэр. Я в этом уверен.

— Все пошли танцевать одновременно?

— Да.

— И одновременно возвратились?

Джузеппе закатил глаза, силясь припомнить.

— Первым возвратился мистер Бартон с молодой леди. Он былполнее других и, как понимаете, много не танцевал. Потом подошел белокурыйджентльмен, мистер Фаррадей, и молодая леди в черном. Леди Александра Фаррадейи смуглый джентльмен подошли последними.

— Ты знаешь мистера Фаррадея и леди Александру?

— Да, сэр. Я часто встречал их в «Люксембурге». Они оченьприметные.

— Теперь, Джузеппе, увидел бы ты, если б кто-то из них положилчто-нибудь в бокал мистера Бартона?

— Не скажу этого, сэр. Я обслуживаю два других стола валькове и еще два в большом зале. Блюд много. Я не наблюдал за столом мистераБартона. После кабаре почти все поднялись и начали танцевать, так что я в этовремя отдыхал — поэтому-то я и уверен, что никто не приближался к столу. Кактолько люди расселись, я сразу же занялся своим делом.

Кемп кивнул.

— Но, думаю, — продолжал Джузеппе, — было бы трудно сделатьтакое и остаться незамеченным. Мне кажется, что только сам мистер Бартон могэто сделать. А вы так не считаете, нет?

Он вопроситеьно взглянул на полицейского.

— Ты это сам придумал, а?

— Разумеется, я ничего не знаю, но догадываюсь. Ровно годназад эта красивая леди, миссис Бартон, покончила с собой. Может быть, и мистерБартон так убивался, что решил покончить с собой? Это было бы поэтично.Конечно, проку ресторану тут никакого, но джентльмен, который собирается ссобой покончить, об этом не думает.

Он нетерпеливо оглядел сидевших перед ним мужчин. Кемппокачал головой.

— Все не так просто, — проговорил он.

Он задал еще несколько вопросов и отпустил Джузеппе.

Как только дверь затворилась, Рейс сказал:

— Может быть, об этом-то как раз и стоило подумать?

— Безутешный муж убивает себя в годовщину смерти жены!Правда, была не совсем годовщина, но это детали.

— Это был День Всех Святых.

— Именно. Да, может быть, эта мысль и заслуживала бывнимания, но как в таком случае объяснить происхождение писем и тообстоятельство, что мистер Бартон советовался с вами и показывал их Ирис Марло?Он взглянул на часы.

— В двенадцать тридцать я должен быть в домеминистра-координатора. Еще есть время, чтобы встретиться с людьми, сидевшими засоседними столиками. По крайней мере, с некоторыми из них. Полковник, выпойдете со мной?

Мистер Моралес остановился в «Рице». В этот утренний час онвыглядел весьма непривлекательно: небритый, налитые кровью глаза и прочиепризнаки тяжкого похмелья.

Мистер Моралес был американцем и изъяснялся на каком-тонемыслимом жаргоне. Несмотря на цепкую профессиональную память, еговоспоминания о проведенном накануне вечере были весьма туманны.

— Пошли с Крисси — эта крошка прошла огонь и воды! Онаговорит, что хороший кабак. «Золотко мое, — говорю, — пойдем, куда скажешь».Кабак классный, спору нет — и знают, как тебя выпотрошить! Мне это обошлосьпочти в тридцать долларов. Джаз вот только паршивый — похоже, они играть неумеют.

Воспоминания о прошедшем вечере настолько увлекли мистераМоралеса, что пришлось ему напомнить про стол, находившийся в середине алькова.И тут память ему изменила.

— Там был стол и какие-то люди сидели. Не помню, как онивыглядели. Я их и не разглядывал, пока этот парень не преставился. Сперваподумал, ему ликер не в то горло попал… Хотя одна из женщин запомнилась. Темнаяи, прямо скажу, обращает внимание.