Жизнь и судьба инженера-строителя - Анатолий Модылевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда всех пленных немцев и японцев отправили домой, концлагеря, расположенные на окраине города, переоборудовали для наших заключённых, в т.ч. рецидивистов; однажды поздно вечером жители города увидели зарево от большого пожара и услышали треск автоматных очередей – это горел лагерь заключённых; через несколько дней стало известно, что некоторым бандитам удалось сбежать; на поиски прибыла из Барнаула конная милиция, люди боялись по вечерам выходить из
дома; в зарослях Забоки, куда во время купания в реке все ходили по нужде, мы, привлечённые посторонним шумом, пробрались в кусты; спрятавшись, стали наблюдать за несколькими сидящими людьми с крупными наколками на теле; боялись, конечно, тем не менее, с любопытством следили за тем, как мужчины играли в карты на женщину, которая лежала между ними на спине совсем голой со связанными руками и ногами; у нас было трепетное возвышенное отношение к любви и болезненный интерес к сексу, который представлялся «грязным»; и вот здесь по некоторому стечению обстоятельств мы, ребятишки, оказались причастны к неожиданному событию; теперь моё решение положить это на бумагу далось нелегко, ведь деликатные обстоятельства того, что мы видели, да иногда и слышали от других ребят, которые были также свидетелями подобного – всё это было нашим мироощущением, и оно жадно впитывалось; молча мы возвратились к реке, и договорились ни в коем случае ничего не говорить домашним.
Летом 1949 г. в Рубцовске состоялся судебный процесс над бандой Славы Наливайко; это был крепкий парень, жил в двухэтажном доме, где жили заводчане. Работал Наливайко на заводе и играл в футбол в команде «Торпедо», сборной команде АТЗ; в те послевоенные времена в Алтайском крае орудовали несколько банд, которые занимались грабежом, убийством жителей; банда Наливайко в составе 15 человек действовала в Рубцовском сельском районе и во время суда, который проходил несколько дней в клубе завода, жители города и нашего посёлка узнали об ужасных преступлениях бандитов; кто-то из ребят сказал, что в переполненный зал клуба можно войти любому и оттуда не выгоняют; мне повезло, я стоял у открытых дверей и слышал часть обвинительного приговора; банда на протяжении двух лет убила более тридцати человек с целью грабежа; в обвинении каждый зверский случай убийства подробно излагался, и иногда в зале слышались женские рыдания; я многое запомнил и дома хотел маме пересказать, но она не стала слушать эти ужасы; ничья жестокость не делала этот мир для меня более ужасным, чем он был.
В неурожайные 1946-48 годы было тяжело с хлебом; возле магазина, расположенного на первом этаже в соседнем от нашего доме, всегда стояли длинные очереди; их занимали ещё с вечера, каждому на руке выше кисти дежурный записывал химическим карандашом номер его очереди; рано утром, когда я ещё спал, Тихоновна уже стояла в очереди; после завтрака я делал уроки, а когда приходила домой Тихоновна, я шёл в очередь и временно подменял её; однажды как обычно она отправила меня в очередь, но поскольку утром было холодно, я надел её фуфайку; когда днём сменился, чтобы идти в школу, на улице было уже тепло и Тихоновна попросила фуфайку принести домой и там оставить; уже работал КОГИЗ, я зашёл посмотреть, что есть нового; неожиданно, засунув руку в карман фуфайки, обнаружил купюру в пять рублей; подумал, откуда она там взялась? Здесь надо отметить, что в очередях люди стояли плотно прижавшись друг к другу, часто сдавливались, ворочались, кто-то выходил, возвращался и т.п.; я сразу вспомнил, что, когда при сверке номеров была давка в очереди, какая-то женщина, возможно, ошибочно вместо своего кармана сунула деньги в мой карман; на радостях я накупил на все эти большие деньги (буханка хлеба стоили три двадцать) массу вещей: перья, карандаши, линейку, треугольник, несколько новых марок и пр.; счастливый пришёл домой, отправился в школу, а вечером всем показал покупки и рассказал, как мне повезло – какая-то растяпа засунула мне