Мать Сумерек - Анастасия Машевская

— Да? — чуть разочарованнее переспросила Бану, оглядев раманин с головы до ног. — А зря, — заключила она. — Такой шанс упустили.

Гистасп не удержался, расхохотавшись от души. Тахбир тоже прикрыл лицо ладонью и затрясся всем телом. Даже Дан, не в силах сдерживаться, засиял от веселья.

Но столичным гвардейцам было не до смеха. Капитан охраны обнажил сталь, шагнув к альбиносу. Телохранители Бану, посерьезнев, тоже взвились.

— Спрячьте оружие, — твердо приказала тану, давая знак кормилице увести из залы Гайера.

Она подобралась молниеносно: ни расслабленности развалившейся в высоком кресле беззаботной женщины, ни лениво-снисходительного тона. Перемену уловили все и невольно восхитились: это было слово генерала. Того самого, который в один миг сводил переговоры к массовому побоищу и наоборот, любую кровавую распрю пресекал одним-единственным приказом.

Клинки попрятали, но ладоней с рукоятей убирать не торопились. Бану неторопливо встала из-за стола.

— Даже если инициатором был Дан, что вам за польза обвинять его? Если опустились до связи с тысячником, имейте ловкость все скрыть. Не удалось скрыть — имейте мужество признать ошибки. А требовать его голову, — Бансабира развела руками: о чем вообще тут говорить?

— Вы разговариваете с раманин Яса, — напомнила Джайя. — Я вправе требовать для него любое наказание за оскорбление члена правящей семьи!

Бансабира бесстрастно вернулась на место во главе стола.

— Я не казню своего офицера по прихоти женщины, не способной отличать любовь от влечения.

— Не смейте говорить то, о чем не имеете представления! — заорала Джайя. Самые тонкие, самые трепетные воспоминания её цветущей юности вот-вот будут попраны грязным сапогом заморской выскочки. Ну уж нет!

Бансабира заинтересованно подняла брови, вынуждая Джайю продолжать. А, впрочем, что скрывать? Это весь дворец знает.

— Не тебе говорить мне о влечении. В отличие от твоей гнусной связи со Змеем, мизинца которого ты не стоишь, как бы ни выпендривалась, я любила по-настоящему.

— Змея? — как ни в чем ни бывало уточнила Бану.

— Нет.

Бансабира хмыкнула. Облизала пересохшие губы, смерив нахалку взглядом:

— Дайте угадаю, он был у вас первым?

Джайя покрылась краской так, что уточнять дальше не имело смысла. Теперь от души захохотала танша, а вслед и весь личный отряд. Домашние были не так привычны к выходкам Бану и знали о ней мало, а вот бойцам сразу вспоминались трудные, но хорошие времена.

— Ты хоть понимаешь, как далеко зашла? Кем ты возомнила себя, танша?! КЕМ?! — заорал капитан стражи, надвигаясь.

— Хозяйкой этих земель, — отозвалась Бану.

— Хозяйка этих земель, — не менее жестко выговорил капитан, снова обнажая меч, — раману Тахивран. И однажды ею станет женщина, которая стоит перед тобой. А ты, гнусное ничтожество, неспособное дисциплинировать собственных кобелей, смеешь угрожать твоей госпоже и гостье?!

Ему не дали подойти к Бану вплотную. Раду, неизменный и верный, не знающий равных в деле опеки, закрыл госпожу могучим туловищем колосса с клинком наголо.

Аин замер. Бану продолжала:

— Вы первыми нарушили все правила вежливости. Прибыли сюда, не сообщив мне, больше того, остались, заведомо зная, что меня, защитницы Пурпурного дома, нет в чертоге. Вы явно стремитесь что-то разнюхать, и, думаю, я даже знаю, что и по чьему указу.

Джайя, наконец, снова обрела голос и на сей раз вступилась за себя сама:

— Я — госпожа этой страны и могу ездить, где и когда вздумается!

На Бансабиру это не произвело ровным счетом никакого впечатления.

— Собирайте сундуки и убирайтесь вон, госпожа, если не хотите оледенеть в моих сугробах.

— Это — мои сугробы, — скрипнула зубами Джайя. Бану лениво усмехнулась, и Гистасп, наблюдая за ней, увидел в этом движении эмоций будто самого себя.

Джайя смотрела в лицо самой ненавистной из женщин, не веря своим глазам: и это с ней она надеялась подружиться? На неё полагалась

в первые дни пребывания в Ясе? Её поддержки искала, её компании жаждала? Что же она за дура такая! И тем более дура — раз решила снова попытать счастья, раз уж Кхассав так озадачен дружескими связями с этой тварью.

Джайя закусила губу, чтобы прийти в чувство и не заорать на заносчивую таншу. Мотнула головой, веля капитану охраны отойти в сторону и подошла к танше вплотную, скользнув мимо Раду, чтобы смотреть глаза в глаза.

— Клянусь, Бансабира, клянусь душой моей покойной матери, настанет день, когда я укорочу тебя на голову, — заверила Джайя.

Бану ни капельки не изменилась в лице, лишь уголки губ чуть заметно вздрогнули в небрежной усмешке:

— Не обольщайтесь, раманин. У вас никогда не будет такой власти.

От бессилия и злобы Джайя выругалась — только мысленно. Вздернула голову, решительно развернулась и пошла вон из залы.

— Думаю, — раздался под каменными сводами высокий женский голос, — мне будет, что рассказать раману Тахивран, — пообещала раманин.

Бансабира даже не посмотрела в сторону уходящей.

Она терпеливо дождалась, когда плотно закроется высокая дубовая дверь, когда раздастся окрик «Стража!», брошенный столичным гвардейцам, а потом в миг помрачнела. Итак, решающий ход сделан: камень брошен, и вода в озере Яса еще совсем нескоро вернется к спокойствию.

А раз так, пора обрастать союзами.

Бансабира вздернула бровь, пригубила горячего чая, откинувшись в танском кресле. Родственники начали задавать вопросы. Бану кивнула Гистаспу отвечать на них и задумалась.

— Ну, вот мы и прибыли, — сообщил Гленн, помогая спутнику подняться на ноги и сойти на берег.

— Где мы? — путник, едва переставляя ноги, попытался осмотреться, но голова сильно кружилась от утомительности длинного пути, и картины перед глазами складывались смазанные. Тем не менее, ничего вокруг не было знакомо, а Гленн всю дорогу был не склонен поддерживать разговор.

— Может, теперь ты наконец скажешь хоть что-нибудь?! — озлобился путник, взирая на друида.

— Может, и скажу, — невнятно пробормотал Гленн. Он от путешествия устал не меньше, учитывая, что пришлось дать огромный крюк через Орс и двигаться преимущественно ночью. С пропитанием было крайне трудно, а друиду приходилось почти все время поддерживать чары, чтобы как-то обезопасить продвижение. Не говоря о том, что спутник денно и нощно ныл о жене и детях, чем окончательно довел жреца до решения уступить, повернуть на границе с Орсом назад и заехать в Мэинтар, чтобы мужчина мог «хотя бы проститься».

Похоже, Шиада знала или подозревала что-то, раз настаивала, чтобы Гленн напрямик увозил родича из страны, но тот упрямился, и, когда оказался в родном доме, сокрытый чарами жреца и темнотой ночи, онемел от ужаса. Его жена и его дети, которых он больше не мог видеть, лежали на семейном кладбище герцогов Стансоров, недалеко от места, где была захоронена Мэррит Стансор, урожденная Сирин, сестра Неллы.