Герцогиня-дурнушка - Элоиза Джеймс

Джеймс не ответил и направился к трапу. У них имелся специальный член команды, единственная обязанность которого состояла в том, чтобы постоянно сновать между двумя «Маками» на гребной лодке. И уже через несколько секунд Джеймс спустился в эту лодку. Стемнело, и поверхность океана утратила цвет. Казалось, лодка движется сквозь серый туман.

Вернувшись в свою каюту, Джеймс почувствовал ужасную усталость и рухнул на койку не раздеваясь. Сегодня был долгий и крайне утомительный день. Обычно с момента обнаружения пиратского корабля ему и его людям приходилось не спать по сорок восемь часов кряду, пребывая в постоянной готовности. А потом, как правило, следовала кровопролитная схватка. Пираты всегда сражались отчаянно, и битвы с ними были безжалостными и беспощадными. Сегодняшний захват «Дредноута» происходил точно так же.

Ужасно уставший Джеймс мог думать сейчас лишь об одном – о смерти отца. Его люди внесли в каюту таз с горячей водой и тихонько удалились. Джеймс с трудом поднялся с койки и снял одежду. Воспоминания пестрым фейерверком вспыхивали у него в мозгу.

Бóльшую часть своей жизни он испытывал ненависть к отцу. Но ему никогда не приходило в голову, что отца может не стать. К тому же герцог был не очень стар… Но потом Джеймс вспомнил про багровый цвет отцовских щек во время его постоянных приступов ярости. Без сомнения, у него случился разрыв сердца.

И все же… При всем том, что сделал его отец, любил ли он его, Джеймса, своего сына и наследника, своего единственного ребенка? Герцог был дураком, игроком и совершенно безответственным человеком, не считавшимся с чувствами окружавших его людей. Но все же он любил Джеймса. И тот факт, что отец умер, не зная, жив ли его сын, причинял ужасную боль – словно удар кинжала под ребра.

Всплывали все новые и новые воспоминания. Но не те, что имели отношение к растрате приданого Дейзи или чему-то в этом роде. Нет-нет, вспоминалось, как отец врывался в детскую и забрасывал его к себе на плечо. Как позволял ему прятаться у себя в кабинете под письменным столом, чтобы учитель не мог его отыскать. Как неожиданно появлялся в Итоне и, пользуясь своим титулом, чтобы пройти в класс, забирал Джеймса и всех его друзей кататься на лодке по Темзе.

Горе переплеталось с чувством вины – ведь он был абсолютно уверен: его отец умер с разбитым сердцем. Да-да, он точно это знал.

Наверное, он должен был… Должен был… что? Вряд ли это имело сейчас значение. Ведь он ничего не сделал. И отец умер. Теперь он так же потерян для него, как и мать.

Дейзи наверняка сумела все организовать как надо. Похороны и все остальное. Уж Дейзи позаботилась, чтобы у ее свекра, как бы она его ни презирала, был достойный монумент.

Закончив обтираться губкой, Джеймс, вытираясь полотенцем, в задумчивости смотрел на кипу тканей в углу. Ему отчаянно хотелось отвлечься от мрачных мыслей о смерти отца, хотелось думать о чем-то другом.

А ткани мерцали и переливались, напоминая о шумных базарах Северной Африки и Индии, откуда они и прибыли. Взгляд его остановился на ткани бледно-голубого цвета, напоминавшей небо в жаркий летний день в Англии. Небо это казалось настолько высоким и далеким, что вполне могло быть Царствием Небесным.

Но даже рассматривая ткани и стремясь освободиться от мыслей об отце, Джеймс, казалось, слышал его пронзительный голос – отец кричал, чтобы он перестал быть ослиной задницей, вернулся домой и, взяв на себя ответственность, вступил во владение герцогством.

Но, увы, на самом деле этот голос навеки умолк, и воспоминания об отце казались совершенно бесполезными, словно Англия была лишь неким подводным царством, страной рыб, где он, Джеймс, был бы так же неуместен, как форель на кафедре собора Святого Павла.

И он больше уже не мечтал о Дейзи, что, однако же, не означало, что он совсем перестал о ней думать. Джеймс по-прежнему думал о ней, но главным образом лежа на койке, когда выздоравливал от ножевой раны.

Если бы ему представился шанс все сделать заново, он бы не сбежал из Англии. Джеймс подхватил бы жену на руки, отнес бы наверх, бросил на кровать и заставил бы понять, что он на самом деле чувствует к ней. Но теперь было уже слишком поздно. Теперь эти мечты были так же мертвы, как его отец.

В Англии его уже ничего не ждало, но он должен был отсутствовать семь лет, чтобы его признали умершим. Что ж, примерно через месяц или два Джеймс снова уйдет в море на два года. А Пинклер-Рейберн – неплохой парень. И через пять лет он унаследует титул, если он, Джеймс, не вернется. Тогда Дейзи сможет снова выйти замуж. Разрыв всяких связей с Англией заглушит наконец раз и навсегда это странное, постыдное и настойчивое стремление вернуться домой, к ней.

До сих пор голос Дейзи колоколом звучал у него в ушах. Он словно слышал, как она говорит ему, что с их браком покончено. Что другой мужчина когда-нибудь влюбится в нее. Мужчина, который намного лучше, чем он, Джеймс.

Что ж, такое нетрудно было представить. Он никогда ни к кому не испытывал такой лютой ненависти, как сейчас к себе самому.

Джеймс позвал дежурного матроса, и тот мгновенно явился перед ним.

– Выбросить все это за борт, – приказал Джеймс, указав на ткани.

Матрос кивнул, подхватил кипу тканей и поспешно покинул каюту.

Часом позже Джеймс был уже с бритой головой и с маленьким красным маком, вытатуированным под его правым глазом. Он позаимствовал прозвище у Фриберри Джека, пиратского капитана, который в прозвище больше не нуждался.

Да здравствует Джек Ястреб! Потому что Джеймс Рейберн, граф Айлей и герцог Ашбрук, отныне умер.

Июнь 1811 года

Рейберн-Хаус, Стаффордшир

Герцогство Ашбрук

Тео пригладила ладонью свои короткие волосы, радуясь тому, что ее голове легко и свободно. Она остригла волосы в тот самый день, когда ее брак распался, и никогда не жалела об этом.

– Что ты сказала, мама? Боюсь, я все прослушала.

– Не хочешь ли кусочек яблочного пирога?

– Нет, спасибо.

– Ты должна поесть, – сказала миссис Саксби довольно резко. И протянула дочери кусок пирога. – Ты только и делаешь, что работаешь, дорогая. Работа, работа, работа…

– Мне нужно очень много всего сделать, – ответила Тео. – И ты должна признать, мама, что все идет отлично. Мы выпускаем нашу первую партию керамики уже в этом месяце. А «Рейбернские ткачи» получили четырнадцать новых заказов. Четырнадцать! – Она не смогла удержаться от торжествующей улыбки.

– Все это очень хорошо, – кивнула миссис Саксби. – Но ты совсем исхудала. Это никуда не годится.

Тео пропустила слова матери мимо ушей. После нескольких месяцев, о которых ей все еще было противно вспоминать, она свыклась со своим статусом «гадкой герцогини». Когда Джеймс поспешно бежал из Лондона, в свете, что было вполне естественно, заключили, что он не смог вынести больше двух дней брака со столь уродливой супругой, будущей герцогиней. Все только об этом и говорили почти целый месяц, о чем свидетельствовали просачивавшиеся в газеты сплетни. Тео не было в то время в Лондоне, так что ей не пришлось терпеть это лично. Она покинула город в тот же день, что и Джеймс. Удалилась в поместье в Стаффордшире, и к ней присоединилась ее мать по возвращении из Шотландии.