Горькая радость - Колин Маккалоу

Бер, как заметила Эдда, стал меньше разъезжать. Ему не хотелось расставаться с сыном, но главным было не это. Гораздо больше беспокойства ему внушала Грейс, которая, несмотря на прислугу, плохо справлялась с новорожденным сыном. Молока у нее было предостаточно, но уже через неделю она стала кормить сына из бутылочки, посчитав сцеживание меньшим злом, чем постоянно сосущий младенец. Доктор Мэсон был в ярости, и столь же энергично негодовала патронажная сестра, но Грейс была глуха к их критике. Менять пеленки ей тоже не нравилось, поэтому она старалась делать это как можно реже. В результате у ребенка появились опрелости, причем такие сильные, что ее сестрам пришлось устроить ей взбучку. В конце концов, Грейс добилась, чего хотела: пастор нанял для ребенка няньку.

— Наша ушлая сестрица ухитряется избегать любой неприятной работы! — гневно воскликнула Эдда, разговаривая с Китти и Тафтс. Малышу Брайану к тому времени уже исполнилось три месяца. — И к чему это приводит? Да к чистому грабежу средь бела дня! Теперь ей наняли няню, которая пеленает ребенка и следит, чтобы он был сухим и не имел опрелостей! С ума сойти можно!

— Но она ведь и за больными терпеть не могла ухаживать, — вспомнила Китти. — Мод любила, чтобы в доме был порядок, и нас тоже приучила к этому. Она, конечно, не подарок, но в Золушках нас не держала. Доставала психологически. А теперь принялась за Грейс.

— Грейс ненавидит грязную работу и ее материнство лишнее тому подтверждение, — строго сказала Тафтс. — В больнице она всегда шарахалась от грязи, и если пересиливала себя, то только из страха перед медсестрами — их она боялась еще больше, чем грязи. Сейчас у нее ребенок, который постоянно пачкает пеленки, но теперь ей некого бояться, поэтому она их не стирает.

— И не забудьте про ее беспомощность, — добавила Китти. — Все мы знаем, что Грейс у нас мышей не ловит, но при наличии матери и трех сестер она могла ни о чем не заботиться. Теперь ей надо вести домашнее хозяйство и смотреть за ребенком, а она понятия не имеет, как это делать. Отец бросился ей на помощь и хуже ничего не мог придумать. А что она будет делать без отца и сестер?

— Пропадет, — мрачно буркнула Эдда.

— Вряд ли, — возразила Тафтс. — Всегда найдется какой-нибудь простак, который бросится на амбразуру и спасет Грейс.

— Но почему? — недоумевала Эдда.

— Она мечта любого мужчины — беспомощная и беззащитная женщина, неспособная выжить без мужской опоры, — фыркнула Тафтс. — Да брось, Эдда, ты прекрасно понимаешь, что я хочу сказать! Грейс чувствует себя собственностью, готовой отдаться на милость высшего существа — мужчины. Все, что она делает, красноречиво говорит о том, что без мужской опеки она пропадет. А мужчины это страшно любят! По крайней мере определенный тип мужчин вроде Бера, а их в мире тьма.

— Но я-то не Бер! — зло сказала Эдда. — Как она не понимает, что, организовав свою жизнь, она только выиграет? Никто не любит отстирывать пеленки, но если это нужно, делай, черт тебя подери! Дом набит дорогой мебелью, а воняет там, как в выгребной яме!

— Чего ты так завелась, Эдда? — удивилась Китти.

— Грейс опять беременна. Не прошло и полугода.

Лавандово-голубые глаза Китти встретились с янтарными глазами Тафтс: они обменялись сочувственными взглядами. Понятно, что Эдда так переживает. Ведь они с Грейс близнецы, даром что находятся на разных полюсах и никогда не поймут друг друга.

Если бы Тафтс и Китти знали, какую роль играет здесь некий Джек Терлоу, негодование Эдды приобрело бы в их глазах совсем другой смысл.

В апреле 1929 года трехлетняя практика закончилась. Эдда Латимер, Хизер Скоуби-Латимер и Кэтрин Тридби-Латимер стали дипломированными младшими медсестрами. Эдда получила несколько наград и все три — дипломы с отличием.

К этому времени они успели поработать на всех мыслимых участках и знали о больнице все. О кошмаре психиатрического отделения они постарались поскорее забыть — его несчастным пациентам, запертым в клетушках с обитыми войлоком стенами или общих палатах, уже ничто не могло помочь. Там бродили люди-призраки и опасные маньяки, оглашая воздух криками и бессвязным бормотанием.

Все это время они были единственными практикантками, но в 1929 году в больнице появилось еще восемь — все из Вест-Энда и со средним образованием. Сестры Латимер во главе с Эддой просто костьми ложились, чтобы убедить обитательниц Вест-Энда, что старая система мертва и им не следует упускать открывающиеся перед ними возможности. Сиделки должны учиться и получать дипломы. А без этого они так и останутся низкооплачиваемыми санитарками без всякого шанса на интересную работу. Мыть, убирать грязь, поднимать и переворачивать пациентов, подавать им еду — вот все, на что они могут рассчитывать. Лина Корриган, лидер оппозиции и поначалу злейший враг «этих выскочек», первой сложила оружие и примкнула к их троице. Результатом было появление восьми новых практиканток и грант от департамента здравоохранения на постройку нового дома для сиделок и сестер. Для Эдды, Тафтс и Китти это стало весомой победой, ведь девушки из низших слоев получали возможность иметь достойную работу, не конкурируя с мужчинами в школе и не пресмыкаясь в качестве секретарш. Медсестры всегда пользовались уважением. Пациенты, балансировавшие на грани жизни и смерти, испытывали к ним самую искреннюю благодарность, вне зависимости от того, в каком облике — огнедышащего дракона или милосердного ангела — они представали у постели страждущего. Образ медсестры, реальный или воображаемый, навсегда оставался у них в памяти.

Три новоиспеченные медсестры создавали определенные трудности. Как найти им всем применение в единственной городской больнице? Помогло стечение обстоятельств: к этому времени вышли на пенсию семь сиделок старой закваски. Правда, их жалованье никак не соответствовало статусу дипломированной медсестры. К тому же в начале июня больница пережила неожиданный катаклизм, грозящий перерасти в непредсказуемый хаос.

Главный врач, доктор Фрэнсис Кэмпбелл, занимал эту должность в течение двадцати пяти лет и надеялся продержаться на ней еще лет десять. Но именно в тот момент, когда сестры получили по почте свои дипломы, главврач умер от сердечного приступа, сидя в своем рабочем кресле, с которым, по мнению больничного персонала, он сросся в одно целое, ибо в других местах больницы его никто никогда не видел. Для Фрэнка Кэмпбелла больница ограничивалась лишь его письменным столом, а о печальных последствиях своего руководства он попросту не подозревал, поскольку их не видел. В момент приступа он был совершенно один, и никто не пришел ему на помощь — в больнице отсутствовала внутренняя связь, установить которую главврач отказался, посчитав, что это слишком дорого. В конечном итоге это дорого обошлось ему самому.

Больницы находились под крылом департамента здравоохранения, но во многих вопросах были совершенно самостоятельны. Попечительский совет решал все вопросы, связанные с персоналом, определял политику больницы и управлял ее фондами. Городская больница Корунды обладала значительными средствами, находившимися под контролем совета. Это были пожертвования, скопившиеся за семьдесят пять лет ее существования, плюс деньги, сэкономленные на больных.