Карточный домик - Майкл Доббс

Пенни Гай застали врасплох. Она не слышала приближающихся шагов перед тем, как дверь распахнулась. Пораженная Пенелопа села в постели, обнажив грудь превосходной формы.

– Дерьмо, Роджер, ты вообще стучишь когда-нибудь?! – Она швырнула подушку в незваного гостя. – И какого дьявола ты поднялся так рано? Обычно ты не встаешь до ланча!

Секретарша даже не попыталась прикрыться, когда О’Нил уселся на край ее кровати. Между ними не возникло никакого напряжения и никакой сексуальной тяги, что удивило бы большинство людей. Роджер постоянно флиртовал с нею, особенно на людях, однако в тех двух случаях, когда Пенни неправильно его поняла и предложила ему переспать, О’Нил был очень нежен, но пожаловался, что слишком устал. Девушка догадалась, что он страдает от сексуальной неуверенности, которую прячет за лестью и недомолвками. Она слышала от других женщин, что О’Нил частенько оказывался слишком измученным – он был внимательным, готовым заняться любовью, а иногда даже непристойным, но очень редко доводил дело до победного конца. Пенелопа очень нежно относилась к начальнику, и ей хотелось вернуть ему уверенность в себе с помощью своих длинных, будто напитанных электричеством пальцев, но она знала, что он никогда не потеряет бдительности настолько, чтобы она сумела сотворить свою магию. Пенни работала на О’Нила уже почти три года и видела, как он медленно меняется, околдованный радостями публичной жизни и политических игр. Но одновременно ему становилось все труднее с ними справляться.

Для тех, кто плохо его знал, Роджер был экстравертом – остроумным, полным обаяния, идей и энергии, – но его секретарша видела, что с каждым днем О’Нил становится все более непредсказуемым. Теперь он редко появлялся в офисе до полудня, стал делать гораздо больше личных звонков, часто приходил в возбуждение и внезапно исчезал. Его сенная лихорадка и постоянное чихание вызывали отвращение, но Пенни была к нему привязана. Она не понимала огромного количества его странных привычек – и особенно не понимала, почему он не хочет заняться с ней любовью.

Привязанность к шефу и постоянное общение с ним сделали ее слепой. Гай знала, что он от нее зависит, и хотя О’Нил не пускал ее в свою постель, в остальное время он постоянно нуждался в ее присутствии. Это не было любовью, но у девушки было доброе сердце, и она была готова на все ради него.

– Ты встал так рано, чтобы забраться ко мне в постель? Значит, все-таки не можешь противиться моим чарам! – принялась она дразнить Роджера.

– Заткнись, нахалка. И прикрой свои роскошные сиськи, – велел тот. – Это нечестно.

– Значит, все-таки не можешь устоять! И кто я такая, чтобы сопротивляться желанию босса? – Возбуждающе улыбаясь, Пенни приподняла свои груди руками и придвинулась к неожиданному гостю.

Потом она игриво отбросила в сторону одеяло, под которым была совершенно обнаженной, и подвинулась на кровати, чтобы О’Нил тоже мог лечь. Он не мог оторвать взгляда от ее длинных ног и впервые с тех пор, как они познакомились, покраснел. Девушка захихикала, когда увидела, что он как загипнотизированный смотрит на ее тело, но уже в следующее мгновение Роджер попытался схватить простыню и прикрыть ее, потерял равновесие и запутался в ее изящных коричневых руках. Когда он поднял голову, оказалось, что твердый сосок Пенелопы уставился на него с расстояния в три дюйма, и ему пришлось призвать на помощь все свои силы, чтобы выбраться из ее объятий. Отчаянно дрожа, он тут же отступил в дальний угол комнаты.

– Пен, пожалуйста! Ты же знаешь, что по утрам я не в лучшей форме.

– Хорошо, Роджер, не бойся, я не стану тебя насиловать. – Секретарь снова рассмеялась и закуталась в простыню. – Но что ты делаешь здесь так рано?

– Невероятно красивая бразильская гимнастка научила меня целой серии новых упражнений. У нас не нашлось гимнастических колец, так что пришлось использовать люстру. Ты удовлетворена?

Гай покачала головой.

– Такая молодая и такая циничная, – запротестовал ее начальник. – Ладно, ладно, мне пришлось кое-что доставить. Совсем недалеко отсюда. Поэтому… я зашел пожелать тебе доброго утра.

О’Нил не упомянул, что Мэтти Сторин едва не поймала его, когда он засовывал документ в пачку ее утренних газет, и теперь ему требовалось место, где он мог бы спрятаться. Роджер все еще чувствовал возбуждение от того, что у председателя партии, который в последние недели не скрывал враждебности по отношению к нему, будут серьезные неприятности из-за утечки результатов опроса общественного мнения.

Охваченный паранойей, подогреваемой Уркхартом, Роджер не заметил, что в последнее время лорд Уильямс был холоден почти со всеми.

– Родж, ради бога, когда ты в следующий раз решишь пожелать мне доброго утра, сначала постучи в дверь. И приходи после половины девятого, – попросила его помощ-ница.

– Не надо меня ругать. Ты же знаешь, я не могу без тебя жить.

– Довольно страстей, Родж. Чего ты хочешь? Ведь ты же хочешь чего-то, пусть и не моего тела.

– По правде говоря, я действительно пришел тебя кое о чем попросить. Дело весьма деликатное…

– Давай, Родж. Ты можешь быть со мной откровенен. Ты же сам видел, что в моей постели никого нет. – Девушка снова рассмеялась.

О’Нил призвал на помощь все свое обаяние и начал рассказывать историю, которую накануне вдалбливал в него Уркхарт.

– Пен, ты ведь помнишь Патрика Уолтона, министра иностранных дел. Ты напечатала пару его речей во время выборов, и он тебя не забыл. Спрашивал о тебе, когда мы встречались вчера вечером… Мне показалось, он в тебя влюблен. В общем, он спросил, не согласишься ли ты с ним поужинать, но ему не хотелось тебя обижать и задавать вопрос напрямую, так что я предложил себя в качестве гонца, чтобы тебе было легче сказать «нет» мне, чем ему. Ты меня понимаешь, Пен?

– Хорошо, Роджер.

– Что хорошо, Пен?

– Хорошо, я с ним поужинаю. В чем проблема?

– Ни в чем. Просто… Уолтон славится тем, что он страшный бабник; вполне возможно, он захочет чего-то большего.

– Роджер, все мужчины, с которыми я соглашалась ужинать с тех пор, как мне исполнилось четырнадцать, всегда хотели чего-то большего. Я справлюсь. Это даже может оказаться интересно. Я смогу улучшить свой французский.

Гай захихикала и швырнула в шефа подушку. О’Нил выскочил в дверь в тот момент, когда Пенни принялась искать, что бы еще в него бросить.

Через пять минут он вернулся в свой номер и позвонил Уркхарту.

– Посылка отправлена, и я договорился насчет ужина.

– Превосходно, Роджер. Ты мне очень помог. Надеюсь, министр иностранных дел тоже будет благодарен, – отозвался Фрэнсис.

– Но я все еще не понимаю, как вы намерены убедить его пригласить Пенни на ужин. Какой во всем этом смысл?

– Смысл в том, дорогой Роджер, что ему не придется приглашать ее на ужин. Он придет сегодня на мой прием. Ты приведешь Пенни, которая, по твоим словам, очень хочет встретиться и провести с ним время. Я представлю их друг другу, они выпьют по паре бокалов шампанского, и мы посмотрим, что из этого получится. Если я хорошо знаю Патрика Уолтона – а как мне его не знать, ведь я Главный Кнут! – ему потребуется не больше двадцати минут, чтобы предложить ей пойти в его комнату и обсудить, как описывают в «Собственном глазе»[22], положение дел в Уганде.