Князь Олег - Василий Седугин

Вошел в избушку, пошарил по углам. Ивица оставила ему еду и оружие — меч, нож, лук и стрелы, а также кремень, кресало и трут. С этим не пропадешь.

Он шел и перебирал в голове события последних дней. Да, если бы он не стал выпивать с викингами, такого бы не случилось. Как бы не любил он Ивицу, она не смогла бы увести его из-за свадебного стола. Он допустил промах, за который и обидно и стыдно и за который он скоро поплатится. Но что поделаешь, прошлого не вернуть. Близок локоток, да не укусишь. Главное сейчас, побыстрее выбраться из леса, а там жизнь покажет, как поступать.

Обиды на Ивицу у него не было. Она не лгала и не обманывала. Она постоянно напоминала ему о том, что он зря ухаживает за ней, что она не любит и никогда не будет его. Этого он не понимал или не хотел понимать. Разве не откровенно насмехалась она над ним в самую первую встречу в тереме посадника Богумира? Разве не избегала малейшей близости с ним во время всех встреч? И как он не мог понять простых вещей?

И он ответил себе честно и откровенно: потому что он любил ее. Любил первой своей любовью, страстной и всесокрушающей. Он и сейчас ее любит, несмотря на то что она так поступила. И если бы она вновь позвала его и отдала свою любовь, он вновь бросил бы все и устремился за ней — на подвиг или гибель…

На третий день Олег вышел к Волхову и через два часа ходьбы оказался возле крепостных ворот Ладоги. Стоявшие у ворот охранники с трудом узнали его. Он оброс бородой, платье было изодрано.

— Конунг, — сказал один из них по имени Харальд, — тебя ищут и не могут сыскать. Иди к купцу Велегосту, ты очень нужен.

Велегост встретил его на пороге своего дома.

— Олег, как же ты, Олег? — с болью в сердце проговорил он. — Что ты наделал, Олег? Поди, быстрее переоденься и надо срочно принимать решения. Безотлагательно!

— А что случилось?

— На Ладогу идет кривичский князь Тримир! Восстали и словене, и мери, и весь, и чудь. Все они движутся на нас. В городе не спокойно, можно в любой момент ждать выступления. Беда, конунг!

Олег резко повернулся к нему:

— Побежишь вместе с нами?

Велегост немного подумал, ответил:

— Нет, конунг. Куда мне деваться от своего добра? Да и какое преступление я совершил, за что меня наказывать? Что тебя пригрел? Многие другие услуги тебе оказывали. Так что, надеюсь, все обойдется.

— Ну как знаешь.

Олег зашел в свой дом, переоделся в воинское снаряжение, позвал к себе сотских и тысяцких. Не обращая внимания на их хмурые лица, приказал:

— Грузиться на корабли. Отплываем сегодня.

Никто не возражал, и Олег лишний раз убедился, что решение принял верное.

Надвигался вечер. По небу неслись чернорваные облака, накрапывал мелкий дождь. Норманны торопились, снося тюки с мехами, одеждой, разным барахлом.

Вдруг к кораблям устремился воин с крепостной стены. Стал кричать издали:

— Из леса вывалилась толпа вооруженных людей! Идут на Ладогу!

В то же мгновенье Олег заметил, как из многих домов стали выскакивать горожане с мечами, пиками, топорами, косами и вилами и устремились к пристани.

Он бросился к кораблям, крикнул на ходу:

— Бросайте все! Отчаливаем!

— Конунг, на крепостных стенах остались викинги! — крикнул кто-то.

— Рубить концы! Ни минуты промедления! — повторил он, заскакивая на ближайшее судно.

Викинги сели за весла, и корабли медленно двинулись по течению Волхова.

В это время на пристань выбежала толпа разъяренных людей. В норманнов полетели стрелы и дротики, люди прыгали, кричали, орали, визжали:

— Трусы!

— Грабители!

— Разбойники!

— Попробуйте вернуться, мы вам покажем!

Суда отошли уже на значительное расстояние и крики стихли, когда на пристань вышел посадник Богумир. Глядя вслед норманнам, произнес спокойно и сурово:

— Пусть плывут. Море просторное, места всем хватит.

И добавил после некоторого молчания, больше для себя:

— Успел-таки ускользнуть, пес шелудивый…

В год 6370 (862). Изгнали варяг за море, и не дали им дани, и начали сами собой владеть, и не было среди них правды, и встал род на род, и была у них междоусобица, и стали воевать друг с другом. И сказали себе: «Поищем себе князя, который владел нами и судил бы по праву».

Повесть временных лет

Халльгерд с утра принялась за приготовление теста. Она просеяла пшеничную муку через сито, всыпала в квашню, а затем разбила туда яйца, вылила растопленное сливочное масло, теплое молоко, положила хмель, соль и начала месить. Это было самое трудное — хорошо вымесить большую массу теста, вымесить так, чтобы не осталось ни одного комочка муки. У нее стал мокрым платок на лбу, по ложбинке спины побежали холодные струйки пота, но она упорно продолжала напряженные, однообразные движения.

Рядом с ней сидел ее любимый кот, рыжий, с белыми подпалинами вокруг носика и на шее, а на ногах — будто белые сапожки. Эдакий щеголь и красавец. Она подобрала его на улице, голодного, тощего, изможденного, выкормила, и он привязался к ней, как собачонка. Старался быть там, где она. На ночь укладывался возле ее ног, а по утрам будил, взбираясь на грудь и проделывая какие-то странные действия: начинал топтаться и драть ее когтями; было больно, но она терпела. Потом ложился и замирал; порой засыпал, да так крепко, что начинал храпеть. Она не раз слышала, что кошки лечат людей, чутьем угадывая больное место, а у нее с детства частенько побаливало сердце. Видно, он старался вылечить его, и она была благодарна ему за это.

Единственное, из-за чего они порой ссорились, это была еда. Когда-то бездомный, чуть не умерший от голода, кот на редкость оказался привередливым в еде. Халльгерд клала ему самое лучшее — отварное мясо, рыбу, сыр. Но он порой подойдет, понюхает и степенно зашагает прочь, брезгливо отряхивая лапки. Убила бы его, негодника, в этот момент!

Другой привереда в еде — Олег. Сама Халльгерд была неприхотливой и уминала за столом все подряд. Наверно, потому и подобрела и располнела. Не то, что Олег. У рыбы он отрезал только хребет и брюшко, в мясе копался, выискивая какие-то лакомые места, от иной еды отворачивался напрочь, хоть лопни, а съесть не заставишь. Халльгерд удивлялась: как же в военных походах он питается? Там мужской коллектив, там некому угождать его прихотям, что подадут, то и лопай… Какие же все-таки загадки задают иногда эти мужчины!

Захныкал ребенок. Халльгерд вмиг стряхнула тесто с руки, кинулась к кроватке. Нет, ничего страшного, Торульфу, видно, что-то приснилось, повозился немного и снова уснул. Вот уже второй годок пошел, растет крепким и здоровым.