Живодер - Алексей Сейл

Мандельштим понял, что это значит; он прождал там час, а затем вернулся в свою комнату.

Спустя некоторое время психиатр попросил своего охранника принести ему небольшую сумку, которая через час и была ему доставлена. Мандельштим сложил в нее те немногие пожитки, которые у него накопились за прошедшие месяцы, — несколько книг по психиатрии, самоварчик, полученный в качестве сувенира от XVI съезда партии, и пару на ред кость высококачественных карандашей с надписями "Кремлевское имущество" — снял костюм, лег в кровать и пролежал там оставшуюся часть дня и следующую ночь.

На следующий день охранник снова отвел Новгерода Мандельштима в кабинет Сталина. На этот раз генеральный секретарь был на месте, однако он остался сидеть за своим рабочим столом, а не перешел в кресло, как это бывало обычно во время их сеансов. Мандельштим, чувствуя полную безнадежность, занял свое обычное место в кресле и стал ждать, когда Сталин начнет говорить. Наконец тот открыл рот:

— Вчера вместо нашего обычного сеанса я поехал в пекарню за Ленинградский вокзал. И когда рабочие пошли на обед, мне удалось увидеть интересующее нас лицо. И я не упал в обморок, я смотрел на него так, как смотрел бы на любого советского рабочего.

— Значит, я тебя вылечил?

— Похоже на то.

— И ты благодарен мне за это?

Сталин улыбнулся. И Мандельштим поймал себя на том, что тоже отвечает ему улыбкой, — как бы там ни было, следовало признать, что у Сталина была обаятельная улыбка. "Интересно, подумал Мандельштим, может, люди потому и недооценивают это чудовище, что он так обаятелен". В случае Сталина предупредительная система, созданная природой, не работала, как если бы после погремушки гремучей змеи начинала звучать дивная музыка или ярко-красный цвет ядовитых ягод, сигнализирующий об опасности, поблек бы до сочно-желтого.

— Каждый трудящийся великого советского общества выполняет свою определенную задачу, так как он является частью неизбежного процесса пролетарского прогресса. И в нем не может быть и речи о благодарности. Благодарность — это буржуазное чувство, которому нет места в славном государстве трудящихся.

В один из сеансов, месяца за два до этого, когда тревога диктатора достигла своего предела, Новгерод Мандельштим спросил Сталина:

— Коба, а зачем ты всех убиваешь?

Сталин задумался, сочтя этот вопрос достаточно серьезным и обоснованным.

— Потому что они угрожают тому положению, которое я занимаю, — наконец ответил он.

— А что в этом плохого? — поинтересовался психиатр.

— Только я могу быть гарантом продолжения революции.

— Но зачем это нужно? Люди живут в постоянном страхе, Иосиф, на Украине голодают миллионы, лагеря переполнены, охранники теряют человеческий облик.

— Но рано или поздно все исправится.

— Когда?

— Тогда, когда жизнь станет лучше.

И вот теперь, в день их последней встречи, Новгерод Мандельштим напомнил:

— Ты обещал отпустить меня в Америку, если мне удастся тебя вылечить.

И Сталин снова заразительно улыбнулся:

— Ты глубоко заглянул в мою душу, Новгерод Мандельштим. Неужто ты думаешь, что это возможно?

— Нет, не думаю. Так что же меня теперь ждет? Возвращение в лагерь?

— Нет.

— Так я и думал.

5

Его привязали к стене на залитом кровью дворе Лубянки. Когда во двор вошла расстрельная команда энкавэдэшников с длинными винтовками системы "Мосин-Наган" через плечо под командованием бездарного низкорослого сержанта, Новгерод Мандельштим начал говорить. Солдаты старались не слушать его; бессвязные речи приговоренных вызывали у них неловкое ощущение, потому что те говорили самые невероятные глупости.

— Я — единственный психиатр, который остался в этой безумной стране, — сказал им Новгерод Мандельштим. — В течение долгих месяцев я наблюдал генерального секретаря Коммунистической партии Советского Союза товарища Иосифа Сталина…

— Стройся по двое, — гаркнул сержант, стараясь перекричать Мандельштима.

— … и пришел к выводу, что он болен.

— Зорофец, ты меня слышишь? Будешь сам за все отвечать, если что-нибудь пойдет не так!

Психиатру пришлось повысить голос, чтобы его было слышно:

— Я хочу вас спросить…

— Готовьсь! Хрущев, ты знаешь что такое "готовьсь"? Хорошо.

— Его болезнь называется параноидальная психопатия! — закричал Новгерод Мандельштим. — Он — параноидальный психопат, а попросту — сумасшедший.

— Целься!

— А вот как, интересно, называются те, кто бездумно выполняет приказы параноидального психопата?

— Огонь!

6

А что же стало с И. М. Востеровым? Как ни странно, судьба маленького пекаря стала единственной безусловно удавшейся частью плана Мандельштима, хотя тому, конечно, так и не довелось это узнать. На протяжении всего процесса лечения Мандельштим старался сделать все возможное, чтобы сохранить жизнь этому источнику сталинского ужаса. В конце концов, вполне можно было допустить, что Сталину удастся на несколько секунд подавить свой страх, чтобы подписать тому смертный приговор, а большего времени в Советском Союзе и не требовалось, чтобы отправить кого-нибудь на тот свет. Поэтому психиатр при любом удобном случае внедрял в сознание диктатора мысль о том, что с ним произойдет нечто ужасное, если он попробует каким-нибудь образом навредить И. М. Востерову. И, как ни странно, это ему удалось.

На протяжении всей последующей жизни — а жизнь у Востерова оказалась длинной — за маленьким пекарем денно и нощно наблюдало специальное элитное подразделение офицеров КГБ, единственная задача которых заключалось в том, чтобы ограждать его от каких-либо опасностей. Когда однажды поздним вечером на Арбате И. М. Востерова попытался ограбить какой-то чеченец, он с изумлением обнаружил перед собой три безмолвные фигуры, которые, возникнув из грязного снега, профессионально уложили грабителя на землю и снова исчезли во тьме. Трепещущий испуганный Востеров счел происшедшее сюжетом одной из древних легенд, которые рассказывали о грузинском Робин Гуде, товарище Кобе.

До самого распада Советского Союза востеровское подразделение считалось одним из самых престижных в КГБ. Точно так же, как в свое время Екатерина II установила дежурство рядом с цветочком, приглянувшимся ей на пустоши, и караул рядом с ним сменялся в течение пятидесяти лет, так и все дети, внуки, племянники и племянницы И. М. Востерова охранялись легионами безжалостных молчаливых кагэбэшников, единственным смыслом жизни которых была защита Востеровых. Целые эскадры длинных черных лимузинов следовали за ними, куда бы они ни шли, красотки-каратистки четвертого и выше данов предлагали себя в жены и любовницы мужским представителям этого семейства, в то время как женские представительницы с успехом заарканивали себе в мужья красавцев с неопределенным родом занятий, которые оставляли им массу свободного времени на организацию пикников, походов в цирк и экскурсий на выставки предметов первой помощи.