Светлым магам вход воспрещен - Марина Ефиминюк

Я сердито захлопнула зеркальце и вышла из гардеробной. Шейн удалился, ночник был погашен, и сестра притаилась в кровати. Она дождалась, когда я улягусь, и прошептала:

– Агнесс, ты правда не пожалуешься маме?

– Еще подумаю, – тоном строгой дуэньи отозвалась я, конечно, ничего не собираясь ей докладывать. Неосмотрительно наябедничаешь, а потом замучишься маскировать проеденную плешь, что плохо исполняю обязанности дуэньи.

Как нельзя лучше моя теория подтвердилась с утра. В окно вовсю светило солнышко, распугивая под мебель глубокие тени. Кэтти еще спала сном младенца, а я воспользовалась свободной минутой и вытащила из дорожного сундука почтовую шкатулку. Кристалл на крышке истерично мигал, давая понять, что нас с сестрой давным-давно дожидалось послание из дома.

Стоило распахнуть шкатулку, как изнутри вылетел целый ворох записок. От неожиданности я даже вздрогнула. Проверила всего пару последних посланий. Похоже, матушка находилась на грани нервного срыва, нюхала соли и уже упаковала домашние туфли, чтобы ехать к будущим родственникам и лично разыскивать дочерей. Особенно младшую.

Вытащив из стопки в секретере маленький белый листик, я коротко написала, что мы благополучно добрались до дома Торстенов, и, не придумав, как половчее соврать о сумасшедшем доме, что здесь творился, процитировала сестру, мол, нас встретили как родных, мы исправно улыбаемся и ни разу не вытерли руки о скатерть. В общем, ведем себя согласно матушкиным наставлениям. Аккуратно сложила послание пополам, поместила в шкатулку и закрыла крышку. Кристалл вспыхнул и погас, давая понять, что записка переместилась в родительский дом.

С чувством выполненного дочернего долга я хотела подняться со стула, но прозрачный камень вновь замигал. Походило на то, что мама не выпускала почтовую шкатулку из рук. Наверное, прятала под подушку, а потом за завтраком ставила возле тарелки.

«Агнесс, не будь скупой на слова! – укорила меня матушка. – Точно ли дела идут хорошо?»

«Более чем», – еще короче уверила я.

«Пусть напишет Кэтти», – сухо велела родительница, догадываясь, что от меня, в отличие от Катис, все равно не дождется живописаний каждой божественно проведенной в семье Торстен минуты. Боюсь, если все начать рассказывать, у матушки встанут дыбом волосы, потом ни одну шапку не натянет и шалью не покроет.

Нестор на завтрак не явился, что совершенно не удивляло. Он или превращал логово в неприступную крепость на случай навязчивых гостей, или же пытался выловить хвостатую четвертушку курсового проекта.

Впрочем, и без некроманта за столом царила удивительно озверелая атмосфера. В роли мизантропа выступал темный властелин, видимо, с непривычки испытывающий похмельные муки после ночных возлияний бабкиной сивухи. Кажется, сегодня он был способен убить острым как бритва взглядом даже летящую муху. К счастью, зимой насекомые спали, а все собравшиеся за столом угрюмо молчали и не жужжали. Очевидно, боясь, что разговор случайно вильнет на тему вчерашней зомби-вечеринки у Нестора в комнате. Я даже испытывала неловкость, что не мучилась обычным приступом дурного настроения. В голове крутилась идиотская мысль, что утреннее раздражение, как насморк, передавалось по воздуху и мне удалось незаметно перезаражать всех окрестных ведьмаков.

– Сегодня в городе проходит ярмарка, – в удрученной тишине проговорил Ристад, обращаясь ко всем сразу. – Кто-то из семьи должен присутствовать. Почему бы вам не съездить?

Дурак понял бы, что нас всей компанией сплавляли из замка.

– Что скажешь, Кэтти? – подхватил Шейн, страшно обрадовавшись возможности слинять хотя бы на пару часов.

Со вчерашней ночи сестра вела себя как шелковая и посмотрела в мою сторону, спрашивая разрешения. Угроза пожаловаться маменьке имела поистине ошеломляющий воспитательный эффект! Знала бы – пригрозила в ту ночь, когда Кэтти в красном безобразии металась по коридору и не давала мне спать.

– Хорошо, – уронила я.

– Обожаю провинциальные ярмарки! – оживилась Элоиза. – Ни за что не хочу пропустить!

Похоже, единственное, что могло удержать ведьму в замке, – запертая и подоткнутая метелкой для брумбола дверь.

– Давненько я не выезжал из замка, – вдруг протянул Хэллрой, выстрелив в мою сторону быстрым взглядом.

Похоже, началось очередное развлечение и отвлечение строгой дуэньи. Надеюсь, запах невинности по-прежнему исключал соблазнение. Знала бы, чем она – невинность – пахла, то надушилась бы погуще. Жаль, что благовония, отпугивающие разных Хэллроев Торстенов, невозможно купить в косметической лавке.

– Ты вернулся из столицы седмицу назад, – неожиданно проговорил Ристад.

Или пока ничего не началось, и у меня обострение подозрительности?

Темный властелин в похмелье говорил таким мрачным тоном, что другой на месте инкуба прирос бы к стулу и оторвал зад лишь далеко за полночь, когда все приличные люди разошлись бы по комнатам. Однако Хэллрой оказался нечувствительным к откровенной угрозе, просквозившей в голосе брата.

– Вот и я говорю, что вечность сижу в четырех стенах, – усмехнулся он. – Скоро от скуки впаду в летаргический сон.

На мой взгляд, это был неплохой вариант, и, похоже, на взгляд Ристада – тоже, но мы оба промолчали.

Вскоре знакомый тяжеловесный экипаж, легко уместивший пятерых пассажиров, увозил нас подальше от замка. Остались позади заснеженные владения Торстенов. Через полчаса мы въехали в ладный городок, отличавшийся от Глемина разве что «темными» знаками на вывесках и указателях. Улицы бурлили, народ суетился. Мы остановились недалеко от рыночной площади.

Шейнэр первым вылез из кареты. Он протянул руку, чтобы помочь выйти девушкам. Элоиза бросилась вперед, заставив Кэтти неловко плюхнуться на лавку, вцепилась в пальцы чужого жениха и выскочила из салона. Несколько обалдевшая невеста пошла следом. Пока они выгружались, Хэллрой уверенным движением натянул кожаные перчатки и спрыгнул со ступеньки.

– Агнесс? – Он подал мне руку.

– Хэллрой? – не собираясь эту самую руку принимать, отозвалась я.

– Позволь за тобой поухаживать.

– Лучше воздержись.

– Ты же понимаешь, что предлагаешь воздержаться инкубу? – лукаво улыбнулся он, и в фиолетовых глазах словно бы вспыхнули магические огоньки.

Пока я, подхватив длинную юбку, тянула ногу, чтобы утвердиться на ступеньке кареты, он крепко сжал мою талию. Пискнуть не успела, как вдруг оказалась поднятой неожиданно сильными руками. Не напрягаясь, словно я весила не больше перышка, он сделал плавный разворот. По спине побежали мурашки, на руках встали дыбом волоски, как от сильного магического напряжения. Внезапно вскипевшие инстинкты заставили сердце громко стучать.

Едва ноги коснулись брусчатки, Хэллрой отошел на шаг, не пытаясь продлить объятий. Недовольно я поправила свалившийся с головы капюшон, хотела сказать что-нибудь уместно-ироничное, но оцепенела с поднятыми руками, чувствуя, как от изумления предательски вытягивается лицо.