Потерянные души - Майкл Коллинз

В ванной я снял рубашку. Волосы на руках сгорели, кожа вокруг ожогов влажно блестела в свете лампы. У меня было ощущение, что моя макушка туго стянута. Я потрогал места, где волосы выжгло. Потом обмыл теплой водой руки от плеч до запястий и тыльные стороны ладоней, ополоснул лицо и снова наложил цинковую мазь.

Я не втирал себе очки: хотел начать сначала, испробовать иную жизнь, пойти на этот риск. Статистически я уже прожил почти половину отпущенного мне срока. Я посмотрел на себя в зеркале. Почему бы во второй половине жизни мне не обрести свободу — экономическую и эмоциональную, не высвободить себя, продавая и покупая недвижимость? Почему нет?

Кассеты объясняли, что в периоды экономических трудностей умелый вкладчик может купить дешево и сдать в аренду дорого. В этих записях содержалось все необходимое. Если бы они не срабатывали, разве бы их рекламировали? Они продавались с гарантией возврата денег. Мне было нечего терять. А значит — я идеальный кандидат.

И на каком-то подсознательном уровне у меня была еще одна причина уехать. Я боялся Джонсонов, хотя и не хотел признать этого.

Я повернулся, чтобы сойти вниз, и готов был поклясться, будто уголком глаза заметил Макса. Я знал, что мое сознание еще долго будет так оскользаться. Фантомные боли ампутированной ноги.

История Черил Карпентер господствовала в вечерних новостях. Одноклассницы и одноклассники чередой выступали перед камерами. Мелькнул кадр душевой при гимнастическом зале, напомнивший зрителям, как она чуть было не истекла кровью после аборта.

С того момента Черил Карпентер находилась в тяжелой депрессии, и самоубийство выглядело неизбежным финалом. Какая-то подруга Черил расплакалась перед камерой и сказала, что знала о депрессии Черил. Но только не понимала, до чего Черил было плохо. На вопрос, было ли ей известно, что Черил сделала аборт, девушка посмотрела в камеру и сказала: «Это был секрет, который знали все».

Эта трагедия затрагивала столько общественных проблем: добрачный секс, противозачаточные средства, подростковая беременность, аборты, депрессивные состояния и самоубийства. Фоном служил снимок Кайла и Черил на школьном вечере: Кайл кладет букетик на ладонь Черил. Нам предстояло видеть этот снимок еще много дней.

Женщина-психолог, нанятая для рекомендаций, как переносить горе, выступала от имени школьного руководства. На ней были бусы, волосы не причесаны, лицо без намека на макияж — одна из этих гуру неопределенного пола, глашатай Нового Века, женщина, которая говорила об «отмене запретов на обсуждаемые вопросы», о «необходимости смотреть в глаза нашей собственной общественной дисфункции». Она вела занятия с группой риска, руководила ритуализированными собраниями по совместному преодолению несчастий, которые происходили в том самом распроклятом гимнастическом зале. Это смахивало на радение пятидесятников, когда праведники говорят на неведомых языках, исторгают тайны и изгоняют демонов. Ребята плакали и обнимали друг друга.

Телевидение монтировало все, что попадалось под руку: эпизоды футбольных матчей, толпы людей, стекавшиеся в школу на собрания поддержки, изображение жалкой фермы Джонсонов, сделанный телевиком снимок Кайла, работающего с отцом в сарае, фотографию Черил Карпентер в школьной постановке «Музыкального человека» рядом со снимком ее машины, только что вытащенной из реки, импровизированный мемориал рядом с мостом, где погибла Черил, — грот из цветов, ошеломленные лица ребят и родителей, осознавших реальность трагедии.

Мэр выступил на своей автостоянке среди треугольных флажков, одетый в куртку продавца автомобилей. Он говорил о том, как мы переносили беды в прошлом, о том, что наша сила в сплоченности и что именно это характеризует наш город. На вопрос, состоится ли игра, он ответил, что таково было бы желание Черил. Он посмотрел прямо в камеру и сказал: «Она посвящается тебе, Черил!»

Я не понимал, как может мэр стоять перед камерой, ничем и никак не выдав подоплеки этого дела. Это было нечто большее, чем самообман. Это было врожденное свойство — свойство политического животного.

Он же в какой-то мере был причастен к ее смерти. Как и мы все.

И в первый раз я представил, как Черил сворачивает с дороги, как ее охватывает ужас от того, что она сделала, — этот внезапный миг сомнения в себе, наедине со своими тайнами, своей тоской, с нелепостью всего, происходящего вокруг: помпезности церемоний, школьных парадов, собраний поддержки, матчей, бешеного стремления к славе. Разве могла она выбросить это из памяти, входя в холодную стерильность клиники, где делают аборты?

В этой суете Кайл ни разу не появился перед камерой, не сделал ни одного заявления. Я прямо-таки слышал, как Хелен твердит Кайлу, что Черил поддалась своему греху, была изъята из этого мира за то, что сделала с ребенком внутри себя, — красноречие праведности Спасенных, выносящих приговор Проклятым.

Я проснулся застывший от холода и одиночества. У меня не было желания что-либо делать. Я находился в так называемом отпуске. Я перевернулся на другой бок и посмотрел в окно. Всю ночь шел дождь, но теперь развиднелось.

Встав с кровати, я наступил на резиновую игрушку Макса. Тень смерти легла на нас всех, казалось, мы все были прокляты.

Я собирался отменить встречу с женой мэра просто потому, что мне было неловко общаться с ней, но, когда я позвонил, она весьма ободряюще заговорила о рыночной цене моего дома, и я сдался, сказав, что позвонил просто для подтверждения времени нашей встречи.

Я провел почти сорок пять минут под душем, пытаясь избавиться от ощущения холода в теле. Когда я вышел из-под него, зазвонил телефон.

Звонил адвокат Джанин.

— Ставлю вас в известность, что из-за задержки выплаты алиментов вы лишаетесь права на посещение ребенка.

— Для этого требуется судебное постановление.

— Я составил необходимые документы. У вас есть адвокат, которому я мог бы их переслать? Мы зарегистрируем их в суде сегодня.

— У меня нет адвоката.

— Ну, так наймите его.

И разумеется, это было дополнительным расходом — обращение к адвокату. Моя родительская связь ослабела еще больше, и я понял, что мое решение уехать было правильным.

Снаружи дождь растопил снег, и на моем газоне вновь возникло слово «СВИНЬЯ».

В середине торгового центра я прошел мимо объявления хиропрактиков, предлагавших бесплатный рентген, чтобы они могли установить соотношение ваших осей. Ловушка была незамысловатой: на консультации хиропрактик сообщал вам, что ему требуются рентгеновские снимки другой стороны вашего тела, а бесплатный рентген предлагался только для одной половины. За вторую вы должны заплатить. Я знал это, потому что разок попался на их удочку, и еле удержался, чтобы не разнести рекламу.

Жена мэра, Джин — она потребовала, чтобы я называл ее так, — занимала контору в торговом центре рядом с банком. С первой секунды я понял, что сделал ошибку, обратившись к ней.