Уроки Джейн Остин. Как шесть романов научили меня дружить, любить и быть счастливым - Уильям Дерезевиц

Однако от богатства и комфорта, – учила меня Остин, – деградирует не только ум. Когда один из сыновей леди Бертрам, Том, уезжает в Лондон и там тяжело заболевает, леди Бертрам постоянно держит Фанни, гостившую у своих родителей, в курсе дела. Но знатная дама, никогда не знавшая ни тягот, ни лишений, ни даже физической нагрузки, не способна прочувствовать в полной мере, что случилось с ее ребенком; другими словами, она не понимает, что вообще происходит в ее жизни. Послания тетушки к Фанни были смешением «веры, надежд, страхов» (вот красноречивая цитата: «…надеюсь, что он [Эдмунд] застанет бедного больного не в столь внушающем тревогу состоянии, как мы опасаемся…»); ее безупречная, шаблонная речь оставляет впечатление скорее «своего рода игры в перепуг», чем настоящего страха. Все вокруг происходит будто бы не с ней; словно она даже к собственной жизни прикасается исключительно в перчатках.

То же самое можно сказать и об остальных. При такой прорве денег, которыми можно откупиться от последствий своих поступков, не было ничего, что по-настоящему имело бы для них значение: ничего серьезного, ничего святого, ничего возбуждающего искренние чувства. И снова, в очередной раз, я подумал, как удачно вписывался в повествование домашний театр. Когда Генри решает завоевать сердце Фанни (его забава, которая могла окончиться для нее мучительным разочарованием), он становится сам себе сценаристом и сам себе режиссером. Остин выстроила отдельные эпизоды (Генри читал вслух Шекспира, рассуждал о проповедях) таким образом, что они кажутся нам мини-пьесами. Он играл то на чувствительности, то на хороших манерах, применяя те приемы, которые, по его мнению, лучше сработают, и одновременно все время любовался собственными выступлениями. Он исполнял роль самого себя и наслаждался ролью зрителя на спектакле собственной жизни.

В самом начале пребывания Крофордов в Мэнсфилде вся компания отправилась на прогулку в поместье жениха Марии Бертрам, где гостям показали старую церковь. «…Здесь всегда читал проповеди домашний священник», – объясняла миссис Рашуот. «Однако покойный мистер Рашуот [отец жениха] покончил с этим [то есть, домашнего священника после смерти хозяина больше не нанимали]». «Каждое поколение вносит свои усовершенствования», – съязвила Мэри, а спустя минуту, стоило ей узнать о будущих планах Эдмунда, горько пожалела о сказанном. «Посвящен в сан! – сказала мисс Крофорд. – Как, разве вы собираетесь стать священником?» Она не могла в это поверить, и уж точно отказывалась принять решение мужчины, за которого надеялась выйти замуж; снова и снова отговаривала его, делая все, чтобы он передумал. Желание стать священником казалось ей шуткой. Разве кто-то может всерьез относиться к религии и морали? Разве для кого-то могут быть значимы слова «долг», «поведение» и «принцип»? Лично ей, Мэри, вообще все было не важно.

Крофорды продолжали гостить в Мэнсфилде и, с каждым днем все лучше узнавая Эдмунда и Фанни, начинали постепенно догадываться: они упускают что-то в своей жизни. Генри обнаружил в Эдварде качества, которые желал бы обнаружить в себе, а Фанни оказалась той, кого он хотел бы назвать своей. Когда Мэри заставляет себя покинуть Мэнсфилд, чтобы нанести давно обещанный визит, она, прощаясь, говорит героине:

– Миссис Фрейзер многие годы была моя ближайшая подруга. Но у меня нет ни малейшего желания быть с нею рядом. Я только и могу сейчас думать что о друзьях, с которыми я расстаюсь… Во всех вас настолько больше сердечности, чем встречаешь повсюду в мире.

Слово «сердечность» – робкая попытка Мэри описать то, что она лишь начинает ценить: глубокую нравственность, серьезные чувства, постоянство стремлений. Богатый духовный мир не купить за деньги. Девушка, считавшая себя чрезвычайно богатой, вдруг осознает, до какой степени она бедна.

И все же (а это, к слову, самый грустный вывод, который можно сделать из романа и моего опыта общения с бомондом) Мэри не может заставить себя превозмочь свои привычки. Она любила Эдмунда, но не вышла бы за него замуж до тех пор, пока он не отказался бы от своего намерения стать священником. Просто потому, что он будет недостаточно богат для нее (хотя ее состояния хватило бы на безбедную совместную жизнь), да к тому же не столь изыскан. «Ведь чего можно достичь в церкви? Мужчины любят отличаться, и на любом другом поприще [юридическом или военном] можно отличиться, только не в церкви. Священник – ничто», – делится Мэри с Эдмундом. Мисс Крофорд, конечно же, говорила не о том, что «мужчины любят отличаться», хотя многие, действительно, к этому склонны. Она имела в виду, что женщины (во всяком случае, похожие на нее) желают видеть, как «отличаются» их мужчины. Выходит, без отличия (говоря современным языком, без достижений) мужчина – «ничто».

Не вступить в брак с любимым человеком просто потому, что успех и богатство тебе дороже! Что может быть ужаснее? Тем не менее я часто видел такое в Нью-Йорке. Даже девушка, в которую я был влюблен тем летом, когда готовился к выпускному экзамену, такая чуткая и умная, как-то с горьким сожалением призналась мне, что не вышла бы замуж за мужчину, который мало зарабатывает. Она была дочерью врача и росла в самых комфортных городских условиях. «Я виню отца в том, – иронизировала она, – что он приучил меня к определенному уровню жизни, и теперь я не могу по-другому».

Я знал еще одну женщину – блестящего ума, полную чувства собственного достоинства, куда более богатую и гламурную, чем моя подружка, – которая рассталась с симпатичным ей мужчиной только потому, что, по ее словам, ему недоставало стиля. Она решилась на это лишь после долгой череды разочарований. Женщина рассказывала мне, какой он добрый, привлекательный и умный, какой он чудесный любовник и, кроме всего прочего, прилично зарабатывает. Однако он вырос в Огайо и потому понятия не имел, как нужно одеваться, следить за собой или вести себя на коктейльной вечеринке. «Я знаю, это ужасно, – созналась она, – но я не могу иначе».

Когда я встретил ее в следующий раз, она шла под руку с элегантным болваном, который только и делал, что твердил о своих важных знакомых. Она взглянула на меня, словно бы говоря: «Да-да, знаю. Мне жаль».

Я сразу вспомнил Марию Бертрам; она тоже отдавала себе отчет, за кого выходит замуж: «То был скучный молодой человек, отличавшийся разве что здравым смыслом; но так как ни в наружности его, ни в обращении не было ничего неприятного, его избранница была очень довольна своею победою». Также Остин пишет: «…брак с мистером Рашуотом сулил ей [Марии] радость большего дохода, чем у отца». Вот уж поистине полное отсутствие воображения и тем более смелости. «Из всего, что мне доводилось слышать, самый верный залог счастья – большой доход», – позже высказалась мисс Крофорд; и, похоже, ни она, ни Мария, ни та модная молодежь, которую я знал («даже хуже, чем бедная!»), не догадывались о том, что есть другие рецепты счастья.

Выходит, можно было сказать, что я тоже «ничто»? Мой друг со своей женой познакомили меня как-то с молодой парочкой. Парочка выглядела вполне счастливой, но, как только гости ушли, мой приятель заявил: «Она не выйдет за него, пока он всего лишь младший помощник прокурора». Я не поверил ему (я уже давно перестал воспринимать всерьез его суждения), но это высказывание помогло мне сформировать окончательное мнение о нем самом. Говоря так, приятель в первую очередь думал про себя! Это он не мог быть достойным брака и любви до тех пор, пока не станет успешным. Вот почему он так отчаянно карабкался вверх по социальной лестнице!