Пластика души - Марина Крамер

– Это и есть ваша знаменитая шефиня? – спросила она.

– Да.

– Неприятная тетка.

– Почему?

– Слишком умная для женщины.

– Она вам двух слов не сказала.

– И не надо. Я таких отлично знаю – все умеет, все сама, никого не замечает, видит только цель, к которой идет по головам, размазывая упавших асфальтовым катком своего авторитета. Она и вас сожрет, если ей нужно будет.

– Вы делаете выводы по внешности, Наталья Анатольевна? Вот никогда бы не подумал.

– В ее внешности нет ничего особенного, могла бы, кстати, с носом что-то сделать и с разрезом глаз, раз уж владеет такой клиникой, – заметила Куликова, подсовывая палец под бандаж.

– Что, туго?

– Да, ослабьте немного, ощущение, что веки на лоб натягиваются.

Матвей слегка ослабил повязку.

– Да, вот так вполне хорошо. В общем, вы со своей шефиней осторожнее, а то можете здорово самооценку подорвать, – насмешливо посоветовала Куликова.

– Не волнуйтесь о моей самооценке, Наталья Анатольевна. И к психологу сходите, иначе я не назначу дату следующей операции, – сладко отомстил Мажаров.

– Это еще почему? – насторожилась вдруг пациентка.

– Это потому, что так положено. В карте должна стоять отметка психолога о том, что вы понимаете, на что идете. Так что, пока Евгений Михайлович не подпишет, никаких операций, – и он вышел из палаты, совсем по-детски чувствуя себя победителем в этой словесной битве.

То, что Куликова наотрез отказывается посещать психолога, ему сказали медсестры. Она изобретала всевозможные способы, чтобы уклониться от бесед с ним. Матвей подозревал, что она просто боится чем-то выдать то, что скрывается в ее душе, потому и избегает разговоров с Евгением Михайловичем. «Значит, там все-таки есть что скрывать, – думал Матвей, спускаясь на первый этаж. – И она никак не хочет подпустить нас к этой своей запертой дверце».

Обсудить ситуацию с Аделиной ему тоже не удалось – ее неожиданно вызвали на консультацию в городскую больницу, подобное происходило только в случаях, когда транспортировать больного к ним в клинику не было возможности. Аделина уехала, сказав, что уже не вернется сегодня. Матвей закончил, как обычно, около четырех и еще час маялся от безделья, прикидывая, когда и как удобнее организовать встречу Аделины с матерью. Ему очень хотелось, чтобы его избранница понравилась, хотя в душе он понимал, что даже мнение матери не способно будет повлиять на его выбор. Аделина устраивала его полностью – и как партнер по работе, и как женщина. А что уж там о ней думают остальные, в конце концов, не так уж и важно.

Аделина

Вызов в городскую больницу меня удивил. Я уже давно не переступала порога этого заведения – к счастью, не приходилось делать этого, исключая разве что случай с ранением в прошлом году. Но там от меня ничего не зависело, да и провела я в палате всего сутки, настояв на том, чтобы Мажаров забрал меня в клинику. Городская больница будила во мне только негативные воспоминания. Но сегодня позвонил главный врач и каким-то очень напряженным тоном попросил как можно скорее приехать для консультации.

– А в чем проблема? – поинтересовалась я, но он сказал, что обсуждать по телефону смысла не имеет, я должна посмотреть сама.

Пришлось ехать. Я заранее нервничала, так как даже взяться за ручку входной двери представлялось мне сущим кошмаром – именно в этой больнице я познакомилась с Одинцовым и там же потеряла его, разочаровавшись. Даже то, что в больнице за столько лет все изменилось, не успокаивало меня и не добавляло желания там оказаться.

Но то, с каким вопросом встретил меня главный врач, обескуражило меня еще сильнее. В его кабинете сидел мужчина лет сорока в простом сером свитере и джинсах. Когда я вошла, он окинул меня с ног до головы каким-то слишком цепким взглядом и снова уткнулся в разложенные перед ним бумаги. Главный врач же с видимым облегчением выбрался из-за стола и обеими руками сжал мою:

– Ну, наконец-то. Аделина Эдуардовна, это старший следователь Невзоров Валентин Игоревич, у него к вам есть просьба.

– Так, стоп, погодите, – перебила я не совсем любезно. – Речь шла о консультации.

– Если хотите, считайте это консультацией, – низким густым голосом отозвался следователь, не отрываясь от бумаг.

– Вызывайте повесткой, – испытав раздражение, сказала я.

– Повесткой? С какой радости? – удивился он. – Я к вам как к специалисту, при чем тут повестка?

– Я не понимаю, чем могу быть полезна.

– А вы присядьте, я расскажу. Мне вас, Аделина Эдуардовна, рекомендовали как лучшего специалиста в области пластической хирургии.

– Ну, допустим, – я ногой выдвинула стул и села напротив следователя. – Что вам угодно?

– Мне необходимо ваше экспертное мнение вот по какому вопросу… – он выразительно посмотрел на главного врача, сиротливо притулившегося у двери, как будто это и не его кабинет вовсе, и тот, кивнув, вышел. – Ситуация в следующем. У меня в производстве дело о смерти писательницы Волошиной. – Тут меня словно током ударило – слишком часто в последнее время мне попадается эта фамилия, не люблю таких совпадений. – И мне необходимо, чтобы вы меня проконсультировали.

– Я не понимаю, о чем речь.

– Сейчас поймете. Можно ли по фотографиям сказать, принадлежит ли… э-э-э… голова трупа, скажем так, человеку, которого считают погибшим?

– Постойте… там что – голова отдельно?

– Нет, конечно, с чего вы взяли?

– Вы так спросили.

– Понимаете, родственников у нее не было, а те, кто ее знали, утверждают, что труп не принадлежит гражданке Волошиной.

– Вообще ничего не понимаю, – нахмурилась я.

– Да я сам не понимаю, – подхватил Невзоров. – Но ее агент утверждает, что погибшая – не Аглая Волошина.

– Ну, агенту виднее, ведь он ее раньше видел, как я понимаю.

– Да, но… дело в том, что лицо трупа обезображено, и волос нет.

– Закажите слепки зубов и сравните с теми, что есть у ее стоматолога.

– Вы думаете, мне это в голову не пришло? Она не обращалась к стоматологам.

– Ну, допустим. А откуда фотографии, если ее никто никогда не видел? В прессе публикаций не было, это даже я знаю.

– Агент сказал, что есть одно очень старое фото, там она совсем молодая, но ведь вам не составит труда понять, принадлежит череп тому, кто на фотографии, или нет?

– Послушайте, я хирург-пластик, а не антрополог и не судебный эксперт, – я начала терять терпение, понимая, что абсолютно зря приехала сюда.

– Я это знаю. Но мне советовали обратиться именно к вам.

– Это какая-то ерунда. Я могу сказать, делал ли человек пластические операции, но сказать, кому принадлежит череп, да еще сравнивая это с фотографией… это что-то из области фантастики для меня.