Танцы в нечётных дворах - Элен Витанова

Вскоре Стефан поделился своими соображениями с Эльзой. Она все еще жила на служебной квартире, и он снова пришел туда с вином и едой. Потом они звонили Ольге, которая сообщила, что приедет через несколько дней.

— Между прочим, Оля могла бы тебе рассказать об этом канале. Она же там работала.

— Это было бы интересно. Важно, чтобы она быстрее приехала.

— А у нее не будет проблем?

Стефан ждал этого вопроса, но не знал, как на него правильно ответить. Служебный долг предписывал ему проверить причастность Ольги к убийству. Снять отпечатки пальцев, сличить их с теми, которые найдены на пистолете. К тому же, у нее был мотив для совершения убийства. Если бы он был адвокатом, он запретил бы Ольге приезжать — это не в ее интересах. Но он следователь, и должен все проверить. Ведь вероятность того, что Беспалый убит Ольгой в состоянии аффекта, все же существует. Но вот что сказать Эльзе? Она на все так эмоционально реагирует и еще, чего доброго, опять назовет его обманщиком.

— Нет, у нее не должно быть проблем. Но некоторые следственные действия мне с ней провести придется. Например, снять отпечатки пальцев, подробно расспросить ее о происшедшем, выяснить, где она была и что делала в момент убийства. Ведь, если посмотреть на ситуацию со стороны, она вполне могла убить Беспалого, разозлившись на него и мужа… И потом, ты говоришь, что они были знакомы по работе.

— Да, были, и не только по работе. Оля говорила, что он вроде был другом семьи.

— Вот видишь, тем более.

— Ты должен пообещать мне, что не посадишь ее за решетку, как меня.

— Обещаю тебе, что она окажется там только в одном случае — если выяснится, что она виновна.

Эльза задумалась.

— Она не могла убить. Не тот она человек.

— Надеюсь, что так.

В этот вечер Эльза не могла уснуть. Сказать Ольге, что ее по приезду будут проверять на причастность к убийству, или лучше не надо? Да и вообще, могла ли подруга убить человека? Даже предположить страшно. Ольга была явно не в себе, даже когда они вечером встретились в поезде, а убийство произошло утром. Теоретически она могла прийти к Беспалому, закатить скандал. Но откуда у нее пистолет? Да еще тот, из дома? Ничего не ясно. Как только следователи справляются со всей этой путаницей? Когда позвонила Ольга, Эльза, крепко задумавшись, смотрела в нежные майские сумерки.

— Знаешь, Эльза, я, наверное, не приеду. Я была у адвоката, он мне посоветовал не делать этого. Вдруг они захотят повесить убийство на меня? Мне еще только в тюрьму не хватало сесть — для полного счастья.

— Я тоже вот сейчас об этом думала. А ты его не убивала, Оль?

— Нет. Конечно, нет. Хотя, знаешь, я даже немного рада, что так вышло. Поделом ему.

— Стефану нужна твоя помощь, чтобы ты рассказала об отношениях между людьми там, у вас на телевидении.

— Отвратительные там отношения. Никому нельзя верить, все замешаны в каких-то интригах, состоят в каких-то кланах. Результаты интриг обычно ничтожны, но зато нервов могут потрепать уйму. Я могу рассказать ему все подробно по телефону, или в письме описать. Но ехать не хочу. Не верю я в наше правосудие.

— Мне так хочется тебя увидеть.

— Мне тоже, я очень скучаю. Но и очень боюсь, правда.

Ольга права, что боится. Что толку что она, Эльза, ничего не боялась? И в тюрьме побывала, и под домашним арестом… Кому это все нужно? Но, с другой стороны, жалко Стефана: Ольга могла бы ему помочь.

Стефана расстроило решение Ольги, это было ясно даже по телефону.

— Эльза, мы должны убедить ее приехать, потому что иначе комиссар будет настаивать на том, чтобы ее принудительно выслали из Турции сюда. И отказ сотрудничать со следствием будет восприниматься как доказательство ее вины.

— Я не знаю, как убедить ее. Вчера она сказала, что готова предоставить тебе любую информацию, но по телефону или в переписке.

— Попробуй поговорить с ней еще раз… Может, она изменит решение?

Легко сказать — убедить. Как можно убедить в том, во что не веришь сама? Эльза снова подошла к окну, открыла его и вгляделась в темноту. Вот с ней Стефан вел себя жестоко, хотя и говорит, что она ему очень дорога. И все из-за «статуса подозреваемой». Или нет? Может, он просто боится ее, и тогда боялся. Может, что-то в ней отталкивает его? Ведь не зря он столько лет не решался подойти к ней в театре. Эльза уже готова была признаться себе, что немножко влюблена в этого крепкого парня с пронзительно голубыми глазами. Но что она знает о нем? О его принципах, чувствах, намерениях? Тут Эльза чуть не рассмеялась. Намерениях? Он ее еще ни разу не поцеловал, она замужем за другим, ей предстоит сложный развод и, вообще, неизвестно, будет ли она дальше жить в этом городе. О каких намерениях может идти речь? Все же, сколько консервативных идей вкладывают нам в голову родители… А потом вся эта ерунда неожиданно всплывает в самый неподходящий момент.

Эльза поймала себя на том, что уже совершенно не думает об Ольге. Все мысли были о Стефане, о его руках и о том, как он неожиданно погладил ее по голове, обнял. Было в этом что-то очень надежное и настоящее. Наверное, поэтому теперь ему хотелось верить. Вот именно, что хотелось, но пока не верилось. Так почему ему должна верить Ольга? Нет на это причин, ни одной. Что он там говорил об отпечатках пальцев? Зачем ему Олины отпечатки, если на пистолете только ее «пальчики»? Или есть еще какие-то?

Несмотря на то, что размышлять надо было о работе, Стефан не мог перестать думать об Эльзе, ее прекрасном теле, которое он случайно увидел, и о том, как трогательно она смеется и плачет, и как нежно по-кошачьи уткнулась носом в его ключицу, когда он обнял ее сегодня. Не мог не обнять, она выглядела такой несчастной, такой беззащитной, и так самозабвенно умывалась слезами. А он был их причиной. Это было так глупо. Честно говоря, когда Эльза плакала, он чувствовал себя полным идиотом, злился на нее и на себя. Но что-то подсказало ему, что надо сделать вот так — просто обнять и не обсуждать ничего. И постараться не злиться, несмотря на то, что он был уверен, что сделал все правильно тогда, по совести и по закону. И когда он обнял ее, его злость тоже будто растворилась. Это было удивительное ощущение. Ощущение, которого не было у него давно. Да что там, почти никогда не было. Чтобы вот хочешь утешить человека, а в итоге утешаешься сам.

Стефан встал с дивана и пошел на кухню варить себе кофе. Надо еще подумать, поработать. А думается только о ней, что ж такое? До сих пор, пока она была на расстоянии, ему удавалось отводить для нее определенное место в жизни, но теперь она, кажется, собиралась захватить ее всю. Это как-то страшновато, ведь, по существу, оказалось, что он совершенно ее не знает. Надо взять себя в руки. Достав из буфета пол-литровую стеклянную чашку с разводами от чая и кофе, Стефан вылил туда содержимое старой медной турки. Почему-то подумалось: вот если бы с ним вместе жила женщина, все здесь выглядело бы по-другому. Не было бы беспорядка, и вот этого аскетизма — когда всего мало, но все нужное, и понятно, где лежит. Она наверняка стала бы все переставлять, повесила бы какие-то бантики и прочую мишуру. И наступил бы хаос. Женщина в квартире — это всегда хаос. Но как же это приятно!